Окей, Кайлер. Давай, просто отбей это. Пожелай ему удачи.
Один…
Два…
— Рискнёшь сказать это ещё раз?
Смешок в трубке словно удар гонга на ринге. Кто только что просрал раунд?
— Ты крайне неубедительно наезжаешь, в курсе? — Его голос заметно теплеет, и мне уже не так важно, кто кого перестебал. Хорошо. Ладно. Я соскучился и уже готов сказать это, но, протупив, успеваю только открыть рот и, заговорив вместе с ним, тут же заткнуться. — Давай, малыш, не морозь задницу и всё такое. Меня уже ищут.
Скидывает, и я какое-то время просто пялюсь на нашу с ним переписку, на последние несколько реплик. Откровенно залипаю и обдумываю вовсе не беззлобные подъёбки, а это его «Всё в порядке?».
Так или иначе всегда спрашивает. В начале, середине или конце диалога. Всегда, даже если последний раз мы переписывались или виделись несколько часов назад. И это своего рода лакмусовая бумажка или тест.
Он спрашивает, а после вслушивается в мой голос, а не в то, что я им произнесу. Он спрашивает и каждый раз немного напрягается, если торможу с ответом, а после, удостоверившись, живо меняет тему.
Улыбаюсь своим мыслям, ощутив, как тепло стало внутри. Пожалуй, с этим чувством не только смену, но и ещё несколько дней можно пережить.
— Чему ты так радуешься, Бругер? Надеешься на чаевые?
Хорошее настроение тут же становится весьма призрачным. Медленно прикрываю веки и, скривившись, скашиваю глаза в сторону. А вот и Блоха в своей сутулой красе. И раз никто другой так и не пришёл, то выходит, что торчать мне всю ночь до самой пересменки именно с ним.
Восторг грозится вот-вот перевалить за планку неконтролируемого и смыть меня нафиг со стула.
— Тому, что всю ночь проведу с кофейным автоматом, — глазами указываю на коричневый, тускло блестящий бок и, премило улыбнувшись, добавляю, чуть понизив голос: — Не будь негодяем и не порть нам романтику.
На самом деле, мне безумно хотелось назвать его по-другому, но решаю не быть тем, кто переведёт всё это дерьмо в открытое противостояние. Всё ещё помню о своём домашнем задании и о том, что он нарочно может принять заказ чёрт знает куда или послать меня по неверному адресу, а после лишь развести руками. Клиент ошибся, бывает, Бругер, вот тебе новый адрес, давай бегом.
И иногда, когда его совсем заносит, мне действительно становится интересно, что же он станет делать, если всё-таки заебёт меня настолько, что, двинув ему разок, я уволюсь?
Дальше-то что? Искать новое вместилище и насильно запихивать в него свои безумно мудрые мысли?
Отлипает от косяка и, медленно отодвинув стул, садится напротив. Две минуты до начала смены и около трёх часов до закрытия самой пиццерии.
Ну хотя бы на них свали в зал, а? Домашка сама себя не рассчитает, да и теорию почитать было бы совсем неплохо.
Демонстративно тянусь к рюкзаку и под его пристальным взглядом достаю из сумки ноут.
— Ты же не собираешься играть? — Подозрительно щурится, и я вдруг вижу в нём того самого противного пацана, что есть в каждом классе младшего звена. Именно он всегда вопит, что кто-то списывает или не сделал домашку. Вечный учительский любимчик и по умолчанию главный отщепенец на потоке. Человек, у которого априори не может быть никаких друзей, потому что мама ни одну сомнительную кандидатуру не одобрила или бабушка презрительно скривилась.
Да и куда там, если один картавит, а другой когда-то пробовал травку? О нет, подобные криминальные личности не должны быть замечены в кругу его величества.
Медленно выдыхаю и, наверное, уже в сотый раз повторяю:
— Пока заказов нет — делаю что хочу. Я тут, вообще-то, на полставки, если ты не помнишь.
Закатывает глаза и откидывается на спинку стула с по меньшей мере оскорблённым видом. С видом человека, который едва ли не жизнь мне спас, радушно разрешив продолжить работать в месте, в которое я пришёл за два года до него.
Ощущаю, как начинает подёргиваться уголок левого глаза.
— На полставки или нет, но у тебя есть чёткий перечень обязанностей, который никто не отменял. И я здесь именно для того, чтобы следить за тобой, Бругер. Следить за тем, чтобы ты не тянул деньги из кармана моего дяди зря. — Чопорно складывает ладони друг на друга, и я ощущаю, как вместе с уголком в неконтролируемое движение приходит и веко. Плохой, плохой знак! Зря, значит? Зря?..
Я, который разгружал грёбаные ящики, когда у Терри было совсем паршиво с персоналом или когда оставался почти на сутки, мысленно умоляя всех известных мне богов сделать так, чтобы это не отразилось на моей учёбе, когда это было особенно важно? Когда это было, блять, жизненно важно для меня и?..
Осёкшись, накрываю ладонью лицо и легонько нажимаю на пульсирующие под веками глазные яблоки, приподняв очки.
— Почему это всегда я? — интересуюсь скорее у межпространственной пустоты, чем у сидящего напротив… человека, который, видимо, спать не может, если не удостоверится в собственном превосходстве хоть над кем-нибудь. — Почему не Сидни или этот, новенький, как его…
— Тайлер, — подсказывает исключительно для того, чтобы сменить тему, но я не позволяю ему этого и, звонко щёлкнув пальцами, тут же перебиваю, повторив первоначальный вопрос:
— Так почему я?
— Потому что ты? И вообще, неужто ты всегда знаешь, почему испытываешь неприязнь к тому или иному человеку? — Выглядит скучающим и так, словно объясняет мне какие-то очевидные вещи.
И как же бесит!
Бесит одним только снисходительным взглядом, которым показывает, кто именно я в его глазах.
Неудачник, которому не посчастливилось родиться в семье хоть сколько-то успешных людей, и только поэтому он якобы имеет право тыкать меня по поводу и без и, чуть что, отсекать по целому доллару.
— Да, чёрт возьми! Всегда есть какие-то причины.
Приподнимает бровь и так заламывает кисти рук, что у меня поневоле возникают вопросы об уж слишком подозрительной гибкости. Он, часом, не ксеноморф вообще? Сожрёт меня ещё, как вдоволь нанудится.
— У одного, скажем, ноги воняют, другой — просто козёл, третий пытался свиснуть у тебя что-нибудь и так далее. И только один ты трахаешь мне мозги исключительно из любви к искусству? Не верю.
Щёлкает фалангами и кажется много старше, чем есть, если глядеть нависая сверху. Тут тебе и скорые проплешины, и морщины в уголках глаз и вокруг рта.
Идеальный комендант бы вышел. Дотошнее любого Ларри, мать его, Нильсона.
— Я поучаю тебя больше остальных потому, что ты редкостный раздолбай, Бругер. Цени мои усилия — возможно, именно они в итоге сделают из тебя человека.
Для того чтобы удержаться, приходится ущипнуть себя. Целых два раза.
— Лучше бы ты вышивать научился. И почему это я раздолбай? Опоздал один раз — и всё? Клеймо на всю жизнь? До остальных же ты не доёбываешься, о суровый администратор?
— Почему же не доёбываюсь? Вчера отчитал твою подружку.
— Ага. Я слышал. Цокнул языком и закатил глаза.
— Потому что она девушка и не сегодня-завтра выскочит замуж и уйдёт с этой работы. Тебе же ещё пахать и пахать на благо моего дяди.
— Может, я тоже выскочу замуж и свалю? Сяду на шею мужу и никогда, никогда в жизни не стану заказывать вашу блядскую пиццу.
Остаётся только оскалиться для полноты картины — и всё. Опасность. Нарушитель на территории! Спустить на него всех собак!
— Осторожнее с оскорблениями, Бругер!
— Не то что?
— Не то я буду вынужден сказать дяде, и он штрафанёт тебя на ползарплаты за несоблюдение корпоративной этики.