Он заглянул Лоре в лицо и улыбнулся.
- Сука ты, Гребень. Мог бы и помочь.
- Я не могу. Я повел, как бы, Жирного на балкон, проветривать. А то он нам сейчас всю кухню заблюет. Ты ж не хочешь, чтобы Жирный заблевал нам всю кухню?
Они ушли на балкон. Даниил выискал себе еще один окурок и с ногами забрался на табуретку.
Лора состроила мину и начала понемногу складывать грязную посуду со стола в раковину.
Он пускал кольца и смотрел, как она двигается. Ногам было холодно, а справа за ухом противно бился пульс, но Даниил только затягивался... и смотрел.
У нее была длинная, красивая шея и зеленые глаза, а на предплечье была вытатуирована маленькая ящерица с желтым хвостом.
(убери свою кретинскую руку... и не надо так глубоко... я сама.)
Вообще говоря, Лора считалась девушкой Густава. Великого и Ужасного, Неуловимого и Всезнающего Густава, приезда которого они ждали сегодня утром. Правда... как бы поточнее? Тут имелся нюанс.
Даниил прекрасно помнил, что, когда в прошлом году Группе срочно понадобились деньги на выпуск листовок, а экспроприацию Густав решил не проводить, дело кончилось тем, что они две недели подряд по очереди водили Лору на вокзалы. Где по сходной цене продавали ее подвыпившим приезжим.
На эти деньги они потом издали целую кучу отличных, забойных листовок и газет. Боiльшая часть из них до сих пор лежала в дальней комнате под кроватью...
Лора составила всю посуду в раковину и поддернула рукава футболки. Он посмотрел на ее губы. Губы у нее были красивые.
(не надо так глубоко... я сама.)
Футболка с изображением бандитских рыл незнакомой рок-банды. Угловатые плечи подростка. Полоска белого тела между футболкой и джинсами.
- Лора... - сказал Даниил, чувствуя, как садится его голос. Она перевела взгляд с раковины на него.
- Лора... иди сюда...
- В смысле?
- Ну иди...
- О не-ет!.. Ты-то хоть не лезь.
- Ну Лорка... Ну... Ну иди сюда...
- Вы что все, взбесились?
- Кто "все"?
Он встал, приобнял ее за талию и подтянул к себе. Она не сопротивлялась. Она просто смотрела на него усталым взглядом зеленых глаз.
- Ну давай...
- Чего "давай"? Чего все время "давай"?
- Давай, не ломайся...
- Почему с этим с утра-то лезть нужно, я не понимаю?
- Лора, пожалуйста!.. А поговорим мы потом...
- Слушай, Писатель, у тебя совесть есть? Думаешь, у тебя одного похмелье?
- Давай поговорим потом! Садись!
- У меня башка взорвется сейчас!..
Окончательно переставая понимать, что несет, Даниил продолжал говорить:
- Я быстро... вот увидишь - я быстро... ну давай... ну ПО-ЖА-ЛУЙ-СТА!!!
"Ох, блядь..." - выдохнула она, садясь на корточки и расстегивая молнию у него на джинсах.
В раковине шумела вода, в комнате надрывалось радио, а на столе, в куче мусора, лежала чумазая тряпка. Она умела делать... то, что делала... она умела это так, что мужчин скручивало в узел.
Она вставала с колен и равнодушным жестом вытирала губы, а мужчины долго не могли отдышаться и, поднося зажигалку к сигарете, чувствовали, как дрожит огонек. Но было что-то оскорбительное в покорности, с которой она соглашалась на то, чего хотели от нее мужчины.
Губы у нее были теплые и мягкие... и вся она была очень теплой и очень мягкой. Она делала все, что бы он ни пожелал... даже то, что невозможно сделать.
Он руками прижимал ее голову, а она не сопротивлялась. Она была лишь продолжением его воли, но с каждой минутой Даниил все отчетливее ощущал запах теплого, несвежего пива и собственной давно не стиранной футболки... все меньше понимал, зачем ему это нужно.
Он чувствовал, как издалека... из-за спины... на него накатывает острое, как приступ, удовольствие, как в затылок впиваются сотни тысяч крошечных коготков, как тело опять перестает ему принадлежать.
Она не прекращала двигаться ни на секунду. Он запрокинул голову, задохнулся... и именно в этот момент дверь на кухню открылась и в дверях появился Густав.
В раковине по-прежнему шумела вода. За окном по небу плыли грязные облака.
"Кхм", - судорожно выдохнул Даниил, чувствуя, как пляшут перед глазами красные чертики восторга.
На Густаве, как обычно, был черный плащ. Смотрел он все так же - будто брезгливо разглядывал что-то за спиной собеседника.
Даниил осторожно убрал ладони с затылка Лоры. Она поднялась с колен.
- Здравствуй, Густав.
- Здравствуй, Лора. Здравствуй, Данила.
- Доброе утро, - проговорил Даниил. Голос его поднялся до совершенно кретинского фальцета. Лора выключила все еще бьющую в раковину воду и, покопавшись в пепельнице, выудила оттуда совсем маленький окурочек.
Ощущения возвращались по одному. Неожиданно он почувствовал, что просто помирает от жажды. Секунды тянулись как резиновые.
Густав стоял в дверях. Лора курила. Даниилу хотелось одного: зажмуриться и умереть.
Ровным, ничего не выражающим голосом Густав наконец проговорил:
- Если вы помните, мы собирались сегодня провести совещание вашей группы. Через десять минут я хотел бы, чтобы вы были полностью готовы.
После этого он аккуратно закрыл за собой дверь.
24 сентября. Утро
Они впятером сидели в большой комнате вокруг стола. Радио было выключено. В комнате висела непривычная, нервирующая тишина.
- Сколько вы вчера взяли денег?
- Четырнадцать тысяч шестьсот двадцать. Это если все пересчитать на доллары.
- Меньше пятнадцати... Что-то немного...
- Больше не было.
- Если каждый раз, когда понадобятся деньги, вы будете оставлять после себя по три трупа, то на свободе долго не прогуляете. На вчерашнюю пьянку вы из этих денег чего-нибудь брали?
Наверное, их вчерашняя суета смешила его. Насколько знал Даниил, за самим Густавом таких экспроприаций было не меньше дюжины. Да и самый первый автомат появился в арсенале "Прямого действия" именно благодаря ему.
Чтобы добыть его, Густав ночью, один, подобрался к складу Богом забытой воинской части, ладонью зажал рот часовому и, не торопясь, воткнул тридцатисантиметровый охотничий нож ему в грудь. Несколько раз подряд. После чего аккуратно оттащил тело подальше от ворот склада и, уходя, не забыл вытащить из подсумка запасной рожок.