«Ходила среди эвенков и легенда о том, что катастрофа была местью шамана Маганкана, который и наслал в тайгу стаю железных птиц... старик Василий Охчен «сам видел» этих птиц, «видел», как они «гремели, шумели, ударяли громко».
Это отрывок из книги Юрия Сбитнева «Эхо»:
«Что произошло 30 июня 1908 г. в семь часов семнадцать минут (видимо приводится время, определенное А.В. Вознесенским - А.Ч.) в междуречье Хушмы и Кимчу над Великой котловиной?...
Село Moгa на Нижней Тунгуске в трехстах километрах от происшедшего... (курсив везде мой - А.Ч.)
- Я ту пору вот как хорошо помню - девятнадцатый годок мне шел. Встал раненько. Ночи-то белые. Ясно, чисто. Сбегал, однако, на озерушку, у меня там сетешки стояли. Рыбы страсть сколь набилось. Два потакуя со мной было, оба битом наклал. До трех раз туда-сюда с ними бегал. Нарадовался. Рыба вся хорошая - взрослая. Сколько потом времени было, не знаю. Часов у нас не было. Солнце по небу, как яичко лупленое, катилось. Жарко стало.
Жар шел как бы от самой земли. Стояли ведра, только-только управились с покосами. Трава уродилась в том году сытая, богатое получилось сено. С вечера отец наказал Степану снова отбить косы, собирались и еще покосить в тайге за огородами в верховьях трех ручьев...
-Изба наша, как и ныне, тут и была - на горушке. Ее опосля только перетряхнули, а то так и стоит, как стояла. Хорошего леса изба. Какие плотники? Сами рубили. Папаша, я и братья ... Папаша умел и нас научил. Я и счас умею.
Я косы отбивал. Домашние кто, чем занимался. Мамаша рыбу чистила... Конечно, все работали. Я стучу, косу отбиваю, но вроде стук не мой. Замер. И слышу, грохотня пошла. Небо чистое-чистое - ни облачка, ни тучки. Самолетов-вертолетов, конечно, и в помине не было, это уже потом пообыклися. А грохотня случилась. На грозу навроде не похоже. Никак не похоже. Откуда, дескать, грохотня? А она пуще, пуще, вот так и катит...
Стоп...
По-прежнему ясно светило солнце. Сладко пахли скошенные пойменные луга. Вдоль реки стояли не сметанные еще в зароды копны, а небо было чистым и ясным. Но грохотало где-то совсем вроде бы рядом, словно бы гром этот жил сам по себе, не трогая землю, но сотрясая небо над головою по всему окоему.
-Стоп, думаю, а не конец ли свету? В тот год людишки
поговаривали, что конец свету, дескать, предвидится. Из
тайги это шло. Тунгусы прибегали, говорили: «Светопреставление!» Они по всей тайге зашевелилися. Много их к нам в село выходило. С верховья Подкаменной стада отгоняли к нам на Нижнюю и далее к Лене-реке. Одежду хорошую на себя надевали. И наш народ с них скопировался, из сундуков что получше и красивше на себя пялить. Женщины, конечно.
Передвижение эвенков началось сразу же после родового суглана-съезда всех родов, кочующих близко друг от друга, после месяца Телят - наш май. На тайном совете старейшин постановили изменить круг кочевий - и каждому роду идти близко по новому кругу.
Потом было Большое камлание, на котором Большой шаман объявил о светопреставлении. Началось по тайге движение...
Зачем наряжались, сказать не могу. Ну, так вот, как к празднику, рядились, конечно, какой уж тут праздник, если конец свету! А может, вовсе и не конец? Может только преставление? Не знаю. Врать не буду. Одно скажу. - Тунгусы чего-то ждали…
И вот тебе грохотня идет по небу.
Дедушка у нас старый на печи лежал. Он дня своего ждал. В чистом во всем, борода, как миткаль, белая, волос-то на голове, поди, и не осталось, а череп такой розовый, чистый. Он с тунгусами долго жил, по ихнему лопотал. Я о дедушке, конечно, вспомнил. Привскочил, конечно, на крыльцо. Шарюсь по небу - чисто вокруг, небо-то, как сейчас, белое-белое.
И - ах! Вдруг в небо-то второе солнышко выкатилось. Это-то, наше, мне значит, в темечко печёт, а это, значит, катит в глаза. Глядеть не можно - черно всё сделалось. Я в избу заскочил, а это новое-то солнышко в это вот окошко вошло и по печке вот так движется...
Дом стоял, как большинство русских домов, по северным рекам, окнами на восток и юг. Одно окошко выходило на северо-запад, и в него светило «солнце», ложась багровым отсветом на белую стенку большой русской печи. Отсвет этот перемещался справа налево, к востоку. А в остальные окна и в другую стенку печи падало обычное солнце...