- Я гляжу, как палит по печи солнце с того окна, аж рот раскрыл. Никогда такого не было. А грохотня катит и катит. Спасу нет. Дедушка не печи сел и громко, в голос, молитву запел: Поет и мне: «Степка, молися! И все молитеся! Свершилось... Пришло...»
Какой тут молиться. Бежать бы куда! А некуда. Везде грохотня. И огненный шар в нас метит. Полоз, полоз по печи... Да и остановился. Стоп... Я в окно глянуть боюся, а на печи вижу, - встало. И тут как сорвалося, чиркнуло по печи и скрылося. А гром стоял - ужасть. Затряслася земля, меня на пол повалило, а окошко как словно кто выдавил, так стеклом и брызнуло...
Возникший в чистом, безоблачном небе огненный шар приближался к земле с растущим грохотом. Он на глазах увеличивался, пламенел и настолько налился мощным огненным светом, что на него невозможно стало смотреть. В какой-то неуловимый миг страшный грохот перешел в непрерывный гул, и шар этот, прекратив движение, завис над землей, как зависает над горизонтом предзакатное солнце. Время этой остановки трудно определить, но огненный тот шар не двигался - настолько, что это могло отметить и потрясенное случившимся человеческое сознание. Шар стоял...
«Я на полу-то недолго валялся. Вскочил, как есть, подумал: «Дедушка-то где? Не сбросило ли». Он на брюхе на самом краю печи лежал и меня выспрашивал: «Степа, ча-вой-то ета? Степа, чавой-то ета? Мокрый был и белый, белый... Земля-то навроде еще билася пол под ногами ходил, а может, и ноги у меня тряслися. Ужас!
... Куда оно делось, это солнце, никто понять не мог. Вроде бы только что светило. Да так, что вмиг исчезли тени. И свет, столкнувшись со светом, лишил землю привычных и милых очертаний. Все вдруг от малой былинки до кедра оказалось не таким, каким было вечно, исчезли краски, привычная объемность мира, теплота, ласковость, исчез Свет Сущего... (Кто? Какой физик мог бы такое выдумать? - А.Ч.)
Кто-то разглядел, что из того огненного шара снизошел, тоже огненный, столб, и на мгновение возникло словно бы громадное дерево с круглой огненной кроной, кто-то отметил, что бушующий этот ком света словно бы выбросил из себя еще один шар, который стремительно помчался к земле, но другие утверждали, что никакого другого шара не было, но само это полыхание, это Солнце, кинулось вниз по косой...
Многие видели, и многие видели по-разному. Но то, что движение того загадочного огненного тела прекратилось, и оно сколько-то недвижимо висело над землей, - видели все. И был гул...
А потом, словно бы взрыв, - трясение земли и стремительное движение прочь, взлет и та же грохотня, но теперь затихающая, и затухание неистового огня - все меньше, меньше, и вот уже едва можно различить в белом громадном небе, и вот его уже нет, и затихает и мельчится гром, исчезает вовсе... Был - и улетел...
Был? Где? Над Великой котловиной, над, пожалуй, самым гиблым из всех гиблых тех мест, над гнилыми топями болот, где зыбуны колышутся под неосторожным шагом и тонкая истлевшая пленка, словно затянувшая гнойник, лопается, распадается, и зловонная трясина вспухает громадным мутным пузырем.
Землю в этом месте словно продавила какая-то первозданная сила, устремив в эту впадину всю мутную гнилую воду, загородив ее от случайного каменным ожерельем невысоких гор, многие вершины которых как бы стесала, ровно срезала та же невиданная сила в не представляемо далекие времена. И тайга там, вырываясь из болотистых топей, тоже поднималась стеной, уберегая от случайного, непроходима и угрюма...