Камо долго верил, что так оно и есть (что его мать никогда не ошибается). Но теперь он уже не был в этом уверен.
— На этот раз она лажанулась. Никто не может выучить язык за три месяца. Никто!
— Но почему ей так приспичило, чтоб ты знал английский?
— Эмигрантская осторожность. Моя бабка бежала из России в двадцать третьем, потом, через десять лет, из Германии, от психа с усами-свастикой. Так что ее дочь выучила добрый десяток языков и хочет, чтоб и я тоже, а то мало ли что…
Мы помолчали. Я проглядывал список адресатов: Мэйзи Ферендж, Гэйлорд Пентекост, Джон Тренчард, Кэтрин Эрншо, Холден Колфилд… и так далее, пятнадцать имен. Дело было в коллеже. У нас был свободный урок. Длинный Лантье заглянул мне через плечо:
— Список гостей? Устраиваешь вечеринку, Камо?
— Отвали, а то будет тебе вечеринка!
Длинный Лантье сложился, как аккордеон. А я спросил:
— И что ты будешь делать?
Камо пожал плечами.
— А что мне, по-твоему, делать? Что велено, то и буду делать, пропади оно пропадом!
Тут он чуть-чуть улыбнулся:
— Только на свой лад…
Его мать в тот вечер пришла поздно. Камо сидел затворясь у себя в комнате.
— Ты здесь, сынок?
Она всегда стучалась к сыну. У них так было заведено — не мешать друг другу.
— Здесь.
Но дверь он не открыл.
— Не поужинаешь со мной?
В магазин он не ходил. Обеда не готовил.
— Я пишу.
Он услышал за дверью смешок.
— Роман?
Он тоже усмехнулся. Ему гораздо больше хотелось поболтать с ней, посмеяться. Но он только ответил:
— Никак нет, мамочка, я пишу моему адресату — мисс Кэтрин Эрншо. Там в холодильнике есть ростбиф!
Dear beef
«Dear Cathy, дорогой ростбиф, именно так у нас во Франции называют вас, англичан: ростбифами! Считается, что вы такие все из себя крутые, что ваш гребаный язык — прямо международная феня. А по-моему, это вообще не язык: в каждой фразе проглатывается половина слов, в каждом слове — три четверти слогов, в каждом слове — четыре пятых букв. Остаток отхаркнуть — как раз на телеграмму хватит.
Прелестная Кэти, любезный ростбиф, у меня есть великая цель: быть единственным, кто не говорит по-английски и говорить не будет! Ты скажешь — зачем тогда эта бодяга? Из-за моей матери. Мы заключили сделку. Я дал себя сделать. И обязан выполнить условие. А вообще мои семейные дела тебя не касаются, иди гуляй в песочек.
Пока, дорогая подруга по переписке. В случае если ты собираешься изучить французский язык, купи себе словарь. Да потолще. И не слишком парься насчет грамматики.
Камо.
Р. S. Может быть, тебе интересно, почему я выбрал адресатом тебя? Агентство всучило моей матери список из пятнадцати имен. И я, зажмурив лупетки, метнул в него циркуль, он воткнулся в твое имя: Эрншо. Прямо в заглавное «Э». Ты ничего не почувствовала?»
Камо вывел адрес самым аккуратным почерком (Кэтрин Эрншо, агентство «Вавилон», абонентский ящик 723, 75013, Париж), наклеил марку и ночью же сбегал опустить письмо в почтовый ящик. Такого веселого завтрака, как на следующее утро, давно уже не бывало. Мать встала пораньше и купила рогаликов, и на работу ушла позже, чем обычно. Они болтали обо всем на свете, кроме английского. Камо обещал приготовить на ужин картофельную запеканку «с мускатом ровно по вкусу», какую готовил, бывало, его отец.
В коллеже он безмятежно объяснил мне:
— Я ей обещал, что напишу, и написал. Не могу же я обещать, что мне ответят…
Настроение у него было превосходное всю неделю. Длинный Лантье под это дело припахал Камо решать за него математику. Наш математик Арен отметил, что Лантье делает успехи. Похвалы с одной стороны, законная гордость с другой — хорошее настроение заразило весь класс, как всегда, когда оно бывало у Камо. Он даже одарил парой-тройкой улыбок мадемуазель Нахоум, нашу англичанку. Она улыбнулась в ответ, назвав его «ту gracious lord».
Мы ее очень любили, мадемуазель Нахоум.
Она называла сыр пон-л’эвек «the bridge bishop»[1], и все, что ей нравилось, было у нее «of thunder». Мы ее очень любили: на педсовете она всегда заступалась за отстающих: «Никто не может выучить иностранный язык, если ему нечего на этом языке сказать».
У меня было что сказать мадемуазель Нахоум. Например, что она похожа на мою мать, — такая же молодая и почти такая же красивая. По английскому я был первым в классе.
Стало быть, целая неделя всеобщего хорошего настроения. Это было редкостью с тех пор, как Камо потерял отца. Неделя. Не знаю, могло ли так продолжаться дольше. Конец этому настал в тот день, когда Камо получил письмо из агентства «Вавилон»: ответ Кэтрин Эрншо.
1
Пон-л’эвек (pont I’eveque) и bridge bishop — букв. «мост-епископ» по-французски и по-английски.