Хищническая вырубка лесов на так называемом Среднем Западе Соединенных Штатов превратила, как известно, огромные, ранее плодородные территории в бесплодную полупустыню, исхлестываемую пыльными бурями. Канадцы также бессмысленно хозяйничали в лесах Манитобы, Саскачевана и Альберты, граничащих на севере с их пшеничными прериями, — и пришла беда. После сведения лесов ухудшился климат целых областей: стало выпадать меньше дождей, угрожающе понизился уровень озер и рек, весенние паводки начали опустошать край, а летняя засуха — грозить урожаю.
Тогда человек вспомнил, что истребленные в тех краях бобры были лучшими охранителями леса и своими плотинами исправно регулировали расход воды. Сожалея запоздало о содеянном, человек признал свою вину и попытался вновь привлечь бобров на опустевшие реки. Тщетно! Было уже слишком поздно. Даже строжайшие охранные законы не восстановили в этих краях былой численности бобров. Тогда человек начал строить плотины и проводить сложные работы по облесению — кропотливую, дорогостоящую и, как потом оказалось, не слишком эффективную канитель. Промахи прежнего недомыслия удалось исправить лишь частично.
Его звали Грей Оул — Серая Сова. Он был метисом. Его отец был шотландцем, мать — индианкой из племени апачей. Так, во всяком случае, всю жизнь говорил и писал он сам, и никто в те времена не подвергал это сомнению. Но когда, незадолго до второй мировой войны, он умер, пресса Великобритании вызвала немалую сенсацию утверждением, что Грей Оул был не метисом, а чистокровным британцем.
Он родился в 1888 году в Англии через несколько недель после возвращения своих родителей из США. Мать его была американкой, следовательно, не исключено, что она была американкой индейского происхождения.
С детских лет мальчика неодолимо влекло в Канаду. Как и головы многих его ровесников, горячая голова Грея была забита повестями Фенимора Купера. Он мечтал когда-нибудь стать грозой диких зверей и, исхаживая американские леса, изведать романтические, леденящие кровь приключения. Грей Оул не очень утруждал себя занятиями в школе, но жизнь в захолустном английском городке, к тому же еще на попечении почтенной нудной тетки, была для него пыткой. Он сравнивал эту жизнь с чарующими картинами страны индейцев, лосей и медведей, которые рисовала ему детская фантазия.
На тринадцатом году жизни он порвал со всем, что его окружало. Бросив школу и дом, переправился через Атлантический океан (по всей вероятности, без согласия тетки), исполняя в качестве платы за проезд обязанности корабельного юнги.
Следующие годы жизни Грея Оула тонут во мгле. Написанные им позднее автобиографические книги весьма подробно освещают многие его приключения, но в то же время некоторые периоды жизни лишь бегло очерчены, как бы скрыты за завесой недомолвок. По прибытии в Канаду юный сорванец, по-видимому, был принят племенем чипева, остался жить среди индейцев и познавать тайны леса. Как состоялся этот его прием чипевами — неизвестно; достоверно одно: юноша основательно познакомился с жизнью леса во время своих многочисленных скитаний по северу.
Все четыре года первой мировой войны Грей Оул провел на европейском фронте, был несколько раз ранен, потом вернулся в канадские леса, где продолжал вести жизнь опытного траппера; часто служил проводником у охотников из городов.
Однажды во время посещения модного увеселительного заведения в одном из канадских национальных парков он встретил милую девушку; она была недурна собой: добрые черные глаза, алые губы и статная, привлекательная фигура. Называли ее по-английски Гертрудой, но, кроме того, у нее было совсем необычное индейское имя: Анахарео. Она была индианкой, а возможно и метиской, происходившей от ирокезских вождей. Современная, хорошо воспитанная девушка, получившая кое-какое образование, но прежде всего отличавшаяся необычайно добрым сердцем.
Грей Оул — тогда он уже носил это имя — влюбился по уши, но, оробев перед очаровательным созданием, не посмел и рта раскрыть. Лишь оказавшись снова в своей лесной глуши, он набрался мужества и написал Анахарео письмо, в котором спросил: не пожелает ли она стать его женой и поселиться в хижине траппера? К его изумлению, девушка сразу же ответила „да“. И вскоре сама пожаловала на север.
Так обрели друг друга два человека, как нельзя лучше соответствующие один другому. Их соединила горячая любовь: в глухих дебрях родилось великое чувство. Полный счастья, траппер работал теперь за двоих: закладывал в лесу больше капканов и приносил домой богатую добычу.
Анахарео оказалась благородным человеком и отважным товарищем, стойкой и уравновешенной, равно хорошо владеющей топориком и губной помадой. Поэтому Грея словно громом поразило, когда однажды вечером, вернувшись с охоты, он застал жену всю в слезах, расстроенную, удрученную, съежившуюся в самом темном углу хижины.
— Что» с тобой, darling?[6] — крикнул он испуганно. — Что-нибудь случилось?
Потрясенная, неспособная произнести ни слова, Анахарео слабо покачала головой, давая понять, что ничего не случилось.
— Так что же тогда, скажи! Что с тобой, Анахарео? — умолял траппер, прижимая заплаканную бедняжку к груди.
Мучительные догадки лезли ему в голову… На долгие часы он оставлял жену одну в доме. Опытный охотник знал, чем грозит подобное одиночество. Не раз доводило оно лесных жителей до помешательства. Неужели и у нее на этой почве началось нервное расстройство?
— Скажи, дорогая, это одиночество? — допытывался он. Да, ее угнетало одиночество. Но не это было самым худшим.
— Но что же? — настаивал Грей Оул. — Расскажи, прошу тебя.
С отвращением во взгляде Анахарео показала на дичь, которую Оул принес из леса: к его поясу было привязано несколько убитых ондатр. Он понял этот взгляд. Подобные угрызения совести уже давно мучали и его самого. Зная, что жена не переносит убийства зверей, он почти ненавидел свое ремесло траппера. Но что было делать? Охота была его единственным средством к существованию, и Грей Оул не представлял себе, как иначе можно зарабатывать на жизнь.
Первое время все шло по-прежнему. Анахарео успокоилась, и на ее лице появилась прежняя улыбка. Но с этого дня Грей Оул часто брал жену с собой на охоту, не желая оставлять ее одну.
В начале весны траппер поймал несколько бобров: их ценные шкурки пополнили его добычу. Когда же на следующий день вместе с женой он посетил ту же самую запруду, они увидели двух маленьких бобрят с жалобным писком барахтавшихся на поверхности воды. Легко было догадаться, что это охотник сделал их сиротами.
— Бедняжки! — вырвалось из груди Анахарео.
Мучительный вопрос, который они в течение нескольких недель старались заглушить, внезапно встал перед ними во всей остроте. В лесу эти беспомощные малыши были обречены на верную гибель. Тогда Грей Оул и Анахарео поймали их и решили заменить им мать.
Незначительный случай оказался чреватым большими последствиями. Он явился поворотным моментом в жизни Серой Совы и громким эхом отозвался по всей Канаде…
Осторожно отнесли малышей в хижину, обогрели их, накормили консервированным молоком. Бобрята — меховые клубочки с большими головками — с самого начала перестали бояться людей и с подкупающей доверчивостью глядели в их улыбающиеся лица. Они удивительно быстро освоились, проявили весьма дружелюбный нрав и сразу стали членами человеческой семьи. Спустя некоторое время, когда Грей Оул, желая вернуть бобрятам свободу, вывез их на ближайшее озеро, малыши с плаксивым писком поплыли за лодкой, прибежали в хижину и не дали выгнать себя. Хотели жить вместе с двумя добрыми людьми.
Так началась эта необычайная идиллия в канадском лесу. С тех пор Серая Сова перестал убивать зверей: бобров и любых других. Он перестал быть траппером, забросил ружье и капканы. Текла в нем кровь индейца или нет — в душе он был подлинным индейцем. А индейцы всегда считали бобров своими четвероногими братьями, которых надо уважать и любить. Грей Оул, представитель истребляемого индейского народа, встал на защиту истребляемых бобров.