В многочисленных письмах того периода, адресованных узкому кругу ближайших друзей, решавших вместе с ним столь деликатные проблемы, уже отчетливо проступают личные качества, характерные для Канариса более поздних лет в бытность его шефом абвера. Он, в частности, при упоминании конкретных лиц или местоположений многократно использует всякие условности и иносказательные выражения, так что для непосвященного подлинное содержание писем остается скрытым. Часто в них можно встретить и острое словцо, которое тем не менее не задевает самолюбия людей, ибо, будучи нацелено на действительную или предполагаемую несообразительность адресата, оно заранее обезоруживает добродушным юмором. И еще кое-что привлекает внимание, когда читаешь эти послания. Почти в каждом втором или третьем письме Канарис ходатайствует перед друзьями за кого-нибудь, нуждающегося в помощи. Среди других он упоминает старшину-сигнальщика, уволенного по окончании срока службы и ищущего место в торговом флоте; сына давнего приятеля, желающего стать моряком и нуждающегося в рекомендациях для передачи в союз учебных кораблей; бывшего сослуживца, который сделался страховым агентом и хотел бы приобрести перспективных клиентов из числа состоятельных бизнесменов, знакомых получателей писем. Постоянная готовность прийти на помощь была присуща Канарису уже в этот период его жизни, и она никогда не распространялась только на близких ему людей. Как-то он очень обиделся, поняв из ответа одного из друзей, которого попросил посодействовать незнакомому человеку, что тот заподозрил наличие у него, Канариса, какой-то личной заинтересованности. Глубоко задетый за живое, он пишет: «Такой-то мне не родственник и не свояк. Рекомендуя тебе эту деловую связь, я надеялся оказать добрую услугу не только ему, но и тебе…»
Отслужив на крейсере «Берлин», Канарис предпринял «профессионально-наставническую» поездку в Японию. Продолжалась она с марта по октябрь 1924 г. Отплыл он туда не на комфортабельном лайнере класса люкс – у адмиралтейства не было достаточно средств на оплату подобной роскоши, – а на скромном пароходе «Рейнланд» компании «Норддойче Ллойд», перевозившем в основном разные грузы, но оборудованном и каютами для ограниченного количества пассажиров. Плавание проходило неторопливо, слишком неторопливо для нетерпеливого Канариса, с посещением многочисленных гаваней. В итоге на само пребывание в Японии осталось всего 12 дней. Относительно истинной подоплеки этой «профессионально-наставнической» миссии мы не располагаем точными сведениями. В письме, написанном на борту японского парохода «Нагасаки-мару» во время плавания из японского порта Кобе в китайский Шанхай, Канарис говорит о том, что первоначально у него возникли трудности, но что в общем и целом он-де результатами поездки доволен. По мнению старых коллег, миссия Канариса, вероятнее всего, тоже была как-то связана с проблемами подводных лодок: в те годы на японских верфях Кавасаки строились по немецким образцам для японских военно-морских сил обычные и крейсерские подводные лодки.
После возвращения Канариса в Германию начался новый этап его служебной карьеры. В октябре 1924 г. его назначают на должность референта начальника штаба ВМС в министерстве рейхсвера. Таким образом он оказался в центре военно-морской политики Германской Республики. На этом посту Канарис занимался теми же вопросами, над которыми он ранее с таким энтузиазмом работал по собственной инициативе, помимо основных обязанностей. Но и теперь его деятельность, по названным выше причинам, была окружена тайной, многое приходилось маскировать, учитывая ограничительные условия Версальского мирного договора, касающиеся вооружений. Однако он еще не имел дело с теми мероприятиями, которые обычно ассоциируются с военной разведкой. За время работы в военном министерстве Канарис неоднократно выезжал в Испанию с целью обмена опытом в сфере кораблестроения, при этом речь шла о сооружении не только подводных лодок, но и быстроходных танкеров, способных сопровождать боевые корабли. Весьма ценным подспорьем при выполнении этих заданий были его знания местного языка и испанского менталитета. И с каждым пребыванием в Испании росло его расположение к этой стране и ее народу.