«Вахтер» стоял не дыша. Генерал опустил руку, посмотрел через фуражку «вахтера» на дом. Наверно, объяснение было скрыто в нем, на втором этаже, в какой-нибудь записной книжке… хотя никогда никаких деловых записей он ни в каких книжках не вел. Надо было дождаться сына, расспросить его.
Он протянул телефон «вахтеру».
— Так как, товарищ генерал? — опасливо спросил он, замечая, что «хозяин» скорее растерянно рад, чем озадачен. — Все в порядке?
Теперь было все в порядке.
Но этому загадочному порядку требовалось найти объяснение.
— Для полного порядка не хватает только одного, — решил он. — Откупорить бутылочку «Юбилейного».
Фрагмент 25
К ЮГО-ЗАПАДУ ОТ МОСКВЫ И КАНАРСКИХ ОСТРОВОВ. РОСАРИО
Старая женщина сидела в своей инвалидной коляске у самого окна и смотрела на пустынную улицу. Внезапно она пошевелилась и отвернулась от света. Ее взгляд прояснился. Она с самого утра сидела неподвижно и вдруг ожила. Она вспомнила что-то очень важное.
— Пабло! — позвала она. На лестнице послышались шаги. Дверь в комнату открылась, но человек не вошел в нее.
— Что, мама? Ты звала меня?
— Да, Пабло. Скажи мне, куда делся отец? Где можно так долго пропадать?
Стоявший за порогом комнаты некоторое время молчал.
— Ты слышишь, что я говорю, Пабло? — нетерпеливо переспросила старуха.
— Да, мама. Отец в самом деле слишком задержался… Я пойду поищу его и скажу, что ты заждалась его.
Фрагмент 26
ПРОСТО НЕДАЛЕКО ОТ МОСКВЫ
«Ничего себе, райское гнездышко!» — подумал Александр Брянов, морщась от едкого духа древесной трухи и загнивающей бумаги.
Он просунулся в глубь темного чердачка и, нащупав то, что искал, потянул к себе всю стопку папок.
Выбравшись на свет, он подхватил стопку снизу и оглянулся с лестницы вниз.
— Давай! — сказал Сан Саныч и потянулся вверх за новым грузом.
— Отойди! — скомандовал ему Брянов и без жалости бросил всю стопку в освободившееся пространство.
Бухнули и окутались прозрачным слоем пыли всякие допотопные курсовые, черновики диссертации и статей, перевязанные веревками, и с ними вместе — пухлая папочка из коричневого кожзаменителя.
Брянов спустился вниз, все прилежно подобрал и поднес к тлевшему кострищу. Сегодня он вместе с сыном устроил субботник по очистке дачного участка от всякого хлама.
— Может, для печки оставить, а? — недоуменно заметил практичный Сан Саныч.
— Только вони будет.
Он уже решил, что делать со всем своим архивом, и первым делом взялся пытать заржавевший замочек некогда заветной папки.
— Бать, ты что? — совсем изумился Сан Саныч. — И дневники тоже?
— Труха, — отрезал Брянов.
— Ты хоть просматривал их? Вдруг там осталось что-нибудь? Какой-нибудь намек… Глядишь, так вдруг и вспомнишь, что там с тобой произошло. Не все же с чужих слов.
— Уже просматривал, — ответил Брянов, высыпая тетрадочки на мигающие угольки.
Занялось не сразу, густо зачадило белым.
— Труха, — еще раз резюмировал Брянов. — Что само осталось в голове, то, значит, и нужно для памяти. На Страшном Суде все, что надо, напомнят.
— Эй, кочегары! Привет!
Он удивленно вскинул голову… и сердце заколотилось.
Вдали, у калитки, сквозь дым виднелась Наталья.
— Картина Репина «Не ждали», — ухмыльнулся Сан Саныч.
Наталья решительно двинулась сквозь дым к своим «кочегарам»… с огромной сумкой, в курточке, джинсах, резиновых сапожках. Накануне сказалась занятой, но видно было, что заехала не на минутку, а как будто всерьез прониклась идеей великого почина. Оставив сумку на ступенях дачи, она подошла, взяла за шеи обоих и поцеловала по очереди, куда дотянулась: одного в подбородок, другого — в ухо.
— Ну, что у вас тут за костры инквизиции?
— Батя биографию жжет, — траурно сообщил Сан Саныч.
— Вот как? — озадаченно, но не огорченно заметила Наталья. — Ну, я бы на твоем месте не торопилась… Если собрать все вместе… может быть, мы сообща бы и восстановили картину, вспомнили бы друг про друга что-нибудь интересненькое. Вот, к примеру. — Она достала из кармана конверт. — Это тебе. Вот как ты теперь вспомнишь, от кого?..
Брянов взял, взглянул, приподнял бровь.
Пестрое письмишко пришло на имя Александра Брянова из Ливерпуля.
Он оторвал край и вынул из конверта фотокарточку и сложенный пополам листок бумаги. На фотографии ослепительно сверкали, мерцали и переливались двое: великолепная блондинка и бравый морской офицер. Сан Саныч присвистнул. Наталья что-то свое тихонько подумала и с намеком кашлянула.