Андрей Николаевич был одним из тех немногих, кто понимал всю полноту экзистенциальной ответственности ученого.
Из жизни ушел гений. Вместе с ним ушла и целая эпоха. Свой неисчезающий след он оставил не только в чистой математике, не только в педагогике, но и в приложениях — в том, что можно назвать деятельностью математически ориентированного естествоиспытателя. Ушел, оставаясь загадкой даже для тех, с кем ему пришлось совместно проработать годы.
1. В плане историческом
Итак, весна 1975 года. Я вместе со своими сотрудниками оказываюсь на Биологическом факультете в должности заведующего лабораторией математической теории эксперимента. Штатный состав Лаборатории колебался от 20 до 25 человек. В основном это были математики.
Сотрудникам Лаборатории пришлось изменить направленность своей работы. Если ранее, в Лаборатории Колмогорова, мы были заняты главным образом методологическими разработками, опробуя их в различных областях научных и технических исследований, то теперь задачей нашей стало математическое, точнее, вероятностно-статистическое обслуживание биологических разработок. Я предложил каждому серьезному сотруднику самому искать область применения знаний и опыта.
Сам я хорошо понимал, что надо делать нечто большее. Надо сформулировать мировоззрение, открывающее возможность математического осмысления живого начала. Иначе работа математика превратится в ремесло — в решение вспомогательных задач стандартными методами, разработанными без учета особенностей поставленной задачи.
Надо было взять какой-то наиболее важный аспект живого и попытаться рассмотреть его, обращаясь к математическим представлениям. Я выбрал объектом исследования как наиболее серьезный и в то же время наиболее понятный нам объект живого. Этот выбор соответствовал и моим прежним философским интересам[192].
Над этой темой я стал работать с небольшой группой из 3–5 человек. Среди них особенно выделились трое: А.В. Ярхо, которая в течение 20 лет была неизменным переводчиком моих работ, машинистка О.Н. Мартынова, бережно и внимательно относившаяся к моим текстам, и Ж.А. Дрогалина. Будучи по образованию лингвистом, она быстро поняла мою постановку задачи. Увлекшись ею, стала моим ближайшим помощником.
понимал, что избранная мною постановка задачи соответствовала скорее психологическому или философскому факультету, чем биологическому. Но у психологов и тем более у философов я работать не смог бы, так как мой подход противостоял их настроенности, которую они ревностно охраняли, не допуская в свою среду ничего нового. С биологами было проще, я поначалу не очень сильно задевал непосредственно их идейную ориентированность и был нужен им как руководитель большой группы математиков-статистиков.
Деятельность сознания характеризуется прежде всего взаимодействием со смыслами. Поэтому естественно было начать с изучения языка — носителя смыслов. Первая сформулированная мною задача звучала так: «Почему мы, люди, понимаем друг друга, когда пользуемся словами, имеющими неоднозначные смыслы?» В этой постановке задача имела кибернетическое звучание, поскольку с решением ее связано и будущее искусственного интеллекта. Естественно было искать ответ на этот вопрос, обращаясь к вероятностным представлениям, поскольку вероятностному описанию поддается изучение реальности любого явления.
Еще в 1974 году появилось первое издание моей книги Расширенный и углубленный вариант этой книги был подготовлен к выходу в 1978 году. Но книгу трудно было издать — ее содержание в плане идейном было крайне одиозным для тех лет.
И все же второй вариант был издан. Опять в силу совпадения абсурдно звучащих обстоятельств.
В те времена я раз в год читал лекции философского характера на методологических семинарах[193] одного из подразделений Совета Министров СССР. И вот после одной из таких лекций, разговаривая с академиком А. Н. Щукиным, я пожаловался на свои трудности. Он ответил:
— Издадим!
Оторвал от газеты кусок бумаги, написал: «Прошу издать книгу Налимова» — и сказал:
— Идите в Президиум АН СССР с этой запиской, и все будет улажено.
192
Желая понять принцип
193
Парадокс заключался уже в том, что эти семинары проводились в рамках партийного просвещения. Напомню еще раз — сам я никогда не был членом партии.