Православие выдыхалось, поскольку, например, после отмены обязательного причастия в армии летом 1917 г. к чаше добровольно пошла лишь десятая часть военнослужащих, Церковный божок умер в ницшеанском смысле.
Требовалось найти какой-то невероятный изыск, чтобы завернуть российский империализм в новую упаковку, и такой ход был найден в виде большевистской идеологии, обеспечившей быстрый имперский реванш, издевательски названный потом «Великой октябрьской социалистической революцией». Марксизм-ленинизм был преемником имперской идеологии и православию по ряду основных позиций, например:
— материализм коммунистического учения и материализм церковной религиозности, состоящий в поклонении священным физическим предметам и действам — и те и другие сакрализовали священную материю;
— отталкивание значимой реальности от «здесь и сейчас» в коммунистическое «светлое будущее», «царство коммунизма», наподобие церковного загробного Рая (заветной мечты халявщика — беспредельной «халявы»);
— и там и там воображаемое реальнее очевидного, реальные и актуальные проблемы несущественны и иллюзорны — это всего лишь временные и частные «отдельные недостатки», которых в светлом будущем не будет, или происки неправедных «врагов»;
— взамен церковному «нет ни эллина, ни иудея» выдвигается идентичная идея коммунистического интернационализма, как новое оружие подавления культурно-ценностной уникальности, автоматически ведущее к уничтожению культуры вообще, возвращению во внекультурное первобытно-общинное полуживотное состояние…
То, что раньше никак не осмысливалось, не афишировалось, стало приобретать теоретические очертания:
— марксистская теория прибавочной стоимости придавала научный вид «халяве», реализуя надежду на справедливую «халяву» в условиях социалистического общества — что-то типа того, как если бы пираты предложили по-честному делить с жертвами награбленную у них добычу;
— дальнейшее продолжение отчуждения, теперь уже отчуждение средств и орудий производства, земли, частной собственности, результатов труда. Нарушение тождества между полезностью и оплатой труда — это и есть зеленая улица «халяве», т. к. функциональность — это как раз то свойство, которое отличает систему от антисистемы, в антисистеме для получения благ функциональная польза необязательна;
— поддержка рабства в новом, «научном» виде, не только тотальным отчуждением всего и вся, но и в пропаганде стадности — по марксистско-ленинской теории человек есть последыш общественных отношений, не личность первична, а социум, класс (человек на самом деле не классифицируется, для человека нормальна уникальность, а противоположное — либо болезнь, либо рабство). Например, популярный «революционный» лозунг «Мы не рабы!» содержит в себе отрицание самоё себя — не рабом может быть только отдельный человек, мыслящий от «Я», «Я не раб!» — так должна звучать не лживая фраза, а мышление от «мы» (субъектом становится некое несуществующее множественное существо) — это как раз демонстрация стадности и рабства;
Логично, что коммунисты, придя к власти, организовали войну и тотальный террор против представителей бывшей власти и церкви, раздувая озлобленность народа на опостылевшую поповскую и царскую ложь, и тем самым отмежевав себя от идеологии православия, мол, у нас теперь всё совершенно другое. На самом деле изменилась всего лишь словесная упаковка имперской идеологии отчуждения и «халявы», не только не сдавшей позиций, но и получившей новые возможности.
Все формации России — это смена формы извлечения «халявы». И тут привлекательной золотой жилой, преопределившей победу коммунистов, явились лозунги: «земля — крестьянам», «заводы — рабочим», «грабь награбленное», «экспроприация экспроприаторов», т.е. новая «халява».
Характерно то, что большевики обещали до революции, и установили после нее, т. н. «военный коммунизм» (1918–1921), фактически — восстановление имперской «вертикали», милитаристской системы управления, адекватной только форс-мажорным, военным условиям и неадекватной условиям мирной жизни. Военный коммунизм привел к крестьянским восстаниям, кронштадтскому бунту, и большевики были вынуждены временно отступить, приняв НЭП. Но как только крестьяне немного успокоились, «вертикаль» продолжила с новой силой провоцировать кризис, голодоморы, вымучивать каких-то «врагов», чтобы получить право на мобилизационную экономику — в ней «вертикаль» адекватна и показывает фантастические успехи. Средства и дешевая рабсила добывались путем плановых репрессий, отчуждение всего и вся продолжало своё шествие.