Второй дом был Павла Листратова, толстого, огненно-рыжего здоровяка с басищем как из бочки, с аляповатым, толстогубым лицом. На всю деревню была слышна зычная глотка Павла, когда он ругался у себя на дворе. Массивный, как истукан, имел он маленькую, худенькую жену и кучу детей, которым, по следам Кирилла, собирался дать высшее образование. Кирилл с гимназических лет учился в городе, приезжал в деревню только на лето.
Наконец, в третьем доме жил зажиточный бобыль Онтон Листратов, бессемейный, безбородый, женоподобный, похожий на скопца.
Три семьи, носившие общую фамилию, были так непохожи между собой, что являлось сомнение в их родстве; если и было оно, то весьма отдаленное.
Отцы их переселились не с пустыми руками; Онтон и Василий барышничали кровными лошадьми. Отец Павла и Кирилла при помещике ходил в бурмистрах, да и после «воли» до самой смерти бессменным волостным старшиной состоял: было чем казенный участок в аренду захватить, после чего и пошли Листратовы в гору.
Кирилл, кончив гимназию, поступил в университет, но, будучи таким же рыжим и басистым, как Павел, с такой же практической, мужицкой сметкой, смотрел на дело трезво, безо всяких фантазий, учитывая университетский диплом прежде всего с материальной стороны. Кирилл намеревался по окончании ученья жениться на Груне, выросшей на его глазах.
Однажды ранней весной приехал он в студенческой фуражке и форменной одежде с золотыми пуговицами — заметно возмужавший, с подросшими медно-красными усиками и первыми побегами молодой бородки, еще не толстый, как брат, но крепкий и свежий: петербургский вредный климат никак не действовал на его здоровье. Форму тотчас скинул и стал ходить в косоворотке.
Все Листратовы сначала заинтересовались его рассказами о Петербурге, но рассказчик он был деловой, прозаичный, говорил, как вся Средняя Волга, — с ударением на «о»: «В Петербурге домищи-то, домищи-то! — шапка валится! Там пройти семь верст считается близко! Плутаешь-плутаешь через проходные дворы, чтобы перед шпиками след замести!» Толковал про секретные собрания, обыски и аресты… О царях выражался резко.
Из-за этого опасливый Василий и сын его Иван, послушав, перестали приходить. Зато Павел и Онтон высказывались без опаски.
Слушая рассказы о шпиках и жандармах, Онтон не без юмора спросил:
— Неужто — кто с кем рядом шел, кто кому дорогу перешел — всех надо вешать?
Кирилл привез запрещенные книги: «Что делать?» Чернышевского, «Письма Миртова»[16] о морях народной крови, пролитой для создания образованного класса и о долге этого класса народу, книжку «Кандид» Вольтера и нелегальные брошюры. Но Онтон и Павел сами выписывали прогрессивную столичную газету и толстый либеральный журнал, читали в нем рассказы Короленко и Глеба Успенского. Особых политических разногласий поэтому не получилось. Послушав «красные слова» брата, прочитав привезенные книги и брошюры, Павел сказал, ударяя на «о»:
— Оно, конешно — все это верно: «чьи р-о-оботали грубые руки, предоставив почтительно вам по-огружаться в искусства, в науки!» Правильно! Мы и сами мужицких кровей люди, вчерашние мужики, можем и опять в мужики воротиться! А што в подпольных листках прописано — могу вполне сочувствовать и даже отчасти содействовать, но — только отчасти: жертвовать всем достоянием и, тем паче, жизнью — не могу! У меня дети!
И начал говорить о «Что делать?».
— Сильно написано, слов нет, ну, только там Верочка эта не по скусу мне: «Миленькай-миленькай!» — барские нежности!
— Ладно! — с неудовольствием прервал Кирилл, — а сам-то ты за кого себя считаешь?
Павел пожал плечами.
— Я не барин, я — мужик, как и все мужики!
— Оба мы дети мужика-кулака, а вот дороги наши получаются разные! моя — в интеллигенцию, твоя — в либералы!
— Правильно! — опять согласился Павел, вразвалку, тяжелыми шагами расхаживая по чистой горнице своего кулацкого дома, — в хороших разговорах я всем моим понятием — с вами, а коснись до кармана — закорючка может выйти! Да причем тут либералы? Кажний мужик таков, ежели у него хоть какое-нибудь хозяйство есть! «Власть земли» Глеба Успенского я тоже читал! Да ведь и ты хотя студент, а еще недалеко ушел от Займища нашего, приехал вот! Обоих нас пока что земля кормит! И образование твое и диплом, который будет, — все идет от нее! Ведь, кажись, именно так говорили мы, когда подсчитывали, во что обойдется диплом и какие даст дивиденды?
16