Староста и Кацап, сбросив с плеч кожаные седла, молча засучили рукава, обнаружив ужасающие мускулы.
— До́разу! — слышались требовательные крики. — Чего тут! до́разу, и вся недолга!
Оба боялись друг друга, но знали, что разрешение вопроса о первенстве не может произойти иначе, как только путем кулачного боя, страшного при их исключительной физической силе.
Кацап был почти на голову выше старосты, весь из мускульных ремней и крепких сухожилий, с длинными, как у гориллы, руками, но староста был шире и плотнее.
Наступила жуткая тишина.
Кацап стоял с помертвевшим, бледным лицом, ожидая удара.
Староста смотрел исподлобья, как бизон, и вдруг, развернувшись, крикнул:
— Держися!
Раздался страшный удар. Казалось, хрустнули ребра гиганта.
Он охнул и зашатался. Артель затаила дыхание.
Кацап устоял.
Левой рукой он зажал то место под сердцем, в которое получил удар, а правой, как молотом, ударил старосту в голову.
Коренастая фигура, как тяжелый, сброшенный мешок, грохнулась наземь.
Из виска широкой струей хлынула кровь.
Упал и Кацап.
Артель сгрудилась к месту побоища, заслонив собой тела упавших.
Тотчас же подъехала ломовая телега. Их, безмолвных и бесчувственных, положили в телегу, накрыли дерюгой и увезли.
Артель принялась грузить, гужом, как муравьи, бегая по мосткам с тяжелыми тюками за спиной.
Потрясенный виденным, Ванюшка хотел было убежать, сам не зная куда, но в это время к мосткам подошли три человека, самой своей наружностью привлекших его внимание.
Один — высокий, в клетчатой куртке, в коротких шароварах, в голенищах из толстой желтой кожи, вплотную обтягивавших его икры и прилаженных к желтым же ботинкам, с плоской каскеткой на коротко остриженной голове, с нерусским бритым лицом. Рядом с ним шла нарядная молодая девушка, очень красивая, с маленькой белой шапочкой на густых темных волосах и в яркого цвета коротеньком платье. Третья фигура — такая, каких Ваня еще никогда не видал, — в модной шляпе котелком, в хорошо сшитом пиджачном костюме шел человек среднего роста, с богатырских размеров могучей грудью и необычайно широкими плечами. Рукава его просторного коричневого пиджака сидели в обтяжку на скрытых в них бицепсах. Свежее, крепкое украинское лицо украшалось светлыми, длинными, пушистыми усами.
Артельный писарь весь просиял от подобострастной улыбки, едва завидев гостей. Низко кланяясь, он подбежал к ним. Никто не подал ему руки, да он и не осмелился ее протянуть.
Сопровождая их, писарь говорил:
— Молодых не имеется, все больше среднего возраста. Двое самых сильных заболели сегодня, и вот, видите ли, некому донести тюк в двадцать два пуда! Прямо не знаю, что делать! Сам я по этой части хотя и знаток, но не любитель! Хе-хе! Не пришлете ли кого-нибудь на время из вашей школы?
— Гм! — неопределенно промычал усач, а бритый стал объяснять на ломаном русском языке:
— Наш скул не присылайт… наш скул учи молёдой атлет!..
Они остановились как раз у мостков, где, прислонясь к столбу, стоял Ваня. Девушка, не слушая разговор, взглянула на него и сказала бритому:
— Look at that fellow, what a fine boy, a real joung Adonis! (Посмотрите на этого молодца, какой прекрасный юноша, настоящий молодой Адонис![18])
— Jes, really! (Да, действительно!) — ответил бритый, посмотрев на юношу.
Девушка опять что-то сказала иностранцу. Тот ответил и засмеялся. Усач оглянулся.
Тогда Ваня шагнул к писарю и, приподняв картуз, тряхнул кудрями.
— А ведь я… если хотите… — смущенно сказал он, улыбаясь, — пронесу вам на пароход двадцать-то два пуда!
— Да не может быть! Полно врать, парень!
— Ей-богу, пронесу! — уже смелее, с удальством тряхнув волосами, воскликнул Ваня.
— Да ты грузил, что ли, когда? — спросил писарь.
— Грузил! — соврал Ваня. — Разрешите попробовать, но знаю, что пронесу!
— Эй! — крикнул писарь, махнув рукой крючникам.
Через несколько минут Ваня надел лямку крючника, и два грузчика осторожно опустили ему на спину груз, обшитый рогожей.
Ваня легко понес его по мосткам. Два грузчика сопровождали его.
Представители школы с интересом посмотрели ему вслед.
Усач опять произнес многозначительно: «гм!»
Девушка обратилась к нему по-русски:
— Да вы посмотрите на его фигуру — ведь это — Адонис! Античная статуя! Даже в неуклюжих сапогах и рубахе заметно изящество сложения!