— Какое… средство? — шёпотом спросил он; Чес стопроцентно не услышал, но наверняка догадался даже по движениям губ или выражению взгляда, поэтому продолжил, хотя видно было, что он мог продолжить и так:
— Я чувствую, что, совершив какой-то огромный, совсем непростительный грех, я смогу полностью снять с себя тяжёлые кандалы католичества. Да, вполне понимаю, что меня ждёт Ад; хотя это лишь вероятно, но не возможно на все сто процентов, я готов даже к такому. Пусть Ад, хотя, наверное, мои глупые слова покажутся тебе просто детским лепетом — тебе ли не знать, как там, в Аду, чтобы слышать такие фразочки! — Чес хитро дёрнул губы в улыбке. — Но я готов на Ад. Однако вместе с тем я буду пытаться выпросить для себя местечко в Раю, делая после этого много хороших дел, только уже без помощи злосчастной религии. Она — паразит. Я это понял. И ты, Джон… ты счастливчик. Ты презираешь всё это, хотя в душе веришь. Но веришь ты легко, так, что сегодня если захочешь, то будешь католиком, а завтра, по одному лишь желанию, станешь уже атеистом. Ты свободен. Хотя всё равно несчастлив и полностью запутан в себе. А я наоборот. Понимаешь, зачем мы столкнулись? — светофор слишком вовремя включил (будто бы) спасительный зелёный свет и уныло запищал; повелитель тьмы и его бывший водитель тронулись вместе с толпой.
— Получается, ты хочешь кого-то убить? — усмехнулся Джон, внимательно глянув на Чеса; тот замотал головой и сжал губы. — Но как же?.. Это довольно тяжёлый грех. Ну, либо у тебя есть в запасе семь смертных грехов — здесь точно не промахнёшься…
— Нет, Джон, всё не то! Мне противна мысль об убийстве. Мне противны все эти семь вариантов, мне противно даже красть, чёрт возьми!
— Так может, ты и создан для религии? Для веры в Бога? У тебя, по правде сказать, действительно чистая душа… — заметил Константин и вновь шагнул на асфальт; они свернули на менее людную улочку.
— Нет-нет-нет! — схватившись за голову руками, почти что кричал Креймер. — Я… я просто слаб, Джон. Называй вещи своими именами. У меня душа лишь с виду чиста — ты не представляешь, сколько в ней грязи…
— Так думает практически каждый. Ты не оригинален в этом.
— Вот видишь! Я даже не оригинален. А ты говоришь про какую-то душевную чистоту… бред это всё, Джон, — уже опустив руки и успокоившись, шёпотом добавил Чес; его взгляд вмиг стал стеклянным и упёрся в асфальт. Константин с минуту смотрел на него и ожидал продолжения; в его расстроенных мыслях и так творился хаос, а теперь всё запуталось ещё больше. Когда они дошли до очередного перекрёстка, он начал первым:
— Креймер, давай я придумаю какой-нибудь грех, который ты сможешь претворить в жизнь, но и такой, чтобы тебя потом совесть не замучила…
— Я его уже давно придумал, Джон. И ты в нём… занимаешь не последнюю роль, — горько и даже отчаянно усмехнувшись, выдал вдруг Чес и поднял на него свой взгляд: какой-то убитый, взгляд загнанного в угол человека. Константин сразу почувствовал, что это даётся тому нелегко.
— Может, не надо? Это, кажется, для тебя похуже убийства…
— Не знаю, Джон. Мне нужно ещё много чего обдумать. Это… это, конечно, не убийство, но что-то в наших с тобой душах обрушится конкретно, может, нам с тобой после этого будет закрыта полностью дорога в Рай. Именно поэтому мне нужно ещё всё хорошенько обдумать и взвесить… — Креймер вздрогнул от накатившего холодного порыва ветра и укутался побольше в свою куртку. — А ещё мне нужно понять, насколько это окажется полезным и для тебя. Может быть, одним грехом мы сможем убить двух зайцев… может, и твоя проблема будет решена, — он поднял на него слишком серьёзный, слишком пристальный взгляд — такого взгляда у прошлого Чеса, которого Константин знал, не было. Его передёрнуло от всей этой таинственности, серьёзности и непонятности, но он ответил лишь сдержанным кивком, выражая покорность и согласие. Тем временем улица поспешно заканчивалась; они перешли на другую, чуть побольше этой — в принципе, было жутко всё равно, куда идти, лишь бы была дорога, а её направление — не важно. Спустя минуту задумчивого молчания Джон негромко заговорил:
— Но, может, тебе и не стоит слишком оттягивать это событие? В смысле, свой план? Может быть, это единственное наше спасение, а ты скрываешь… — на это Чес лишь горько усмехнулся и, покачав головой, принялся греть дыханием свои оледеневшие ладони; у него был вид мудреца, знающего наперёд, что и куда может привести. Только теперь Константин начал понимать ту перемену, произошедшую в нём; принять это оказалось для него самого не таким простым делом. Он не мог свыкнуться с мыслью, что его вечно беззаботный водитель теперь такой… такой взрослый и серьёзный. Будто ему должно исполниться не двадцать, а уже лет пятьдесят, будто прожил он за эти полтора года намного больше его и намного больше знает. Знает и понимает, что приведёт к погибели, а что — к спасению. И, возможно, самый явный вариант есть самый пагубный.
— Кто знает, может, наше спасение сейчас как раз в том, что я своего плана тебе не рассказываю? — задорно глянув на него, весело спросил Креймер. Джон покачал головой, усмехнулся и буркнул «Дурак!». В это время улицы стали складываться в знакомые очертания дворов, а дома постепенно становились привычными; он начал понимать, что неосознанно вёл Чеса в свой дом. Через пару кварталов — его квартира. Бегло взглянув на вновь призадумавшегося Креймера, он выдал:
— Зайдёшь? — Чес нежно посмотрел на него и кивнул — Константин вздрогнул, увидев этот взгляд: это было как приветом из прошлого, как неким напоминанием Чеса, что в нём многое осталось на прежних местах. И вот это всё хрупкое, дорогое, но определённо имеющее корни в прошлом Джон и любил… и не понять, сколько его ещё осталось там. Хотелось верить, что достаточно; но почему же он не обращал внимания на это в своё время? Он и не знал, и не думал, и не хотел думать; кажется, в прошлой жизни он был глупцом. Теперь же частицы прошлого оставалось собирать по крохам, но ничего, Константин соберёт.
— Знаешь, мы с тобой странные. Полтора года не виделись, начали разговор с какой-то странной, почти безумной темы, а тем не менее друг друга поняли. Что это? — удивлённо заметил он, смотря на равномерно передвигающиеся носки своих чёрных ботинок; Креймер пожал плечами, хмыкнул, расстегнул верхнюю пуговицу и только потом ответил:
— Я, кстати, могу знать ответ и на этот вопрос. Но он тесно связан с моим планом… ну, насчёт греха, — отчего-то смутился и опустил голову. — Поэтому ты узнаешь всё в своё время. Мне нужно собраться с силами, чтобы сказать тебе об этом, мне нужно понять, таков ли ты, что сможешь принять мои слова. Хотя я точно знаю, что повелитель тьмы и мой план весьма далеки… — тяжко вздохнул, покачал головой, улыбнулся. — А вообще, я просто и искренно рад, что мы встретились. Я ждал этого. Мне кажется, ты — моё спасение. От всего. Ты всегда был им. А потом исчез, и началась эта жопа… Ты ведь тоже это понял, да? — хитрая улыбка зажгла бескровные губы; Джон вздохнул, поёжился и свернул в боковой двор, потянув его за собой.