— Виноват! — сказал он торопливо. — Сорвался палец. Повторю.
— Да, да, я видел: сорвался палец, — подтвердил Ираклий Кирьянович, слегка кривя душой.
Но и вторично Карп Степаныч не дотянул до трех минут.
Если бы посторонний человек сидел за стеной и слушал, то вот что он услышал бы.
— Четыре, — говорит Карп Степаныч басом и сопит так, что слышно в соседней комнате. (У них правило: результат объявляет партнер.)
А по прошествии некоторого времени скрипучим голосом восклицает Ираклий Кирьянович:
— Три!
Снова южит волчок.
— Три, — говорит Карп Степаныч уже более мягким баском.
Мертвая тишина. Молчание. Южит волчок. И упавшим голосом говорит Ираклий Кирьянович:
— Три… Сравнялись.
— Три, — звучит голос Карлюка в большой комнате.
— Три, — ржавой петлей скрипит Подсушка.
— Две…
— Ваша — три! — взволнованно восклицает Ираклий Кирьянович.
— Только две, — уже с явной радостью говорит Карп Степаныч.
— Ваша победа! — сокрушенно произносит в заключение Ираклий Кирьянович.
Зная характер начальника, он постепенно сбавлял свое время до тех пор, пока не оказался побежденным.
— Ой! — воскликнул Ираклий Кирьянович. — Уже десять минут седьмого!
— Вот так всегда, — сказал Карп Степаныч. — Никогда не вырвешься с работы вовремя.
Расстались они на тротуаре. Карп Степаныч пошел вразвалку в одну сторону, а Ираклий Кирьянович засеменил домой, в другую сторону, быстро переставляя длинные ноги.
Он был доволен: вчера получил зарплату, сегодня рабочий день кончился, завтра воскресенье.
Глава вторая
ВЕЧЕР СЛЕЗ
Суббота есть суббота. Хороший день — суббота. Карп Степаныч зашел домой за бельем и отбыл в баню. Искупавшись, возвратился на квартиру, где его ждала кругленькая, с этаким приятным пухленьким подбородочком жена Изида Ерофеевна. Она сложила руки по-наполеоновски и, казалось, сосредоточенно смотрела на мужа. А Карп Степаныч был в расположении духа. Тут, конечно, сказалась и победа в турнире на чернильной крышке, и добрая баня, и предвкушение вечернего принятия пищи.
— Ну-с, Изида Ерофеевна, — заговорил он, раздеваясь, — значит, с легким паром нас. Выкупались знатно.
Изида Ерофеевна и бровью не повела, а не то чтобы как-нибудь реагировать на добродушие мужа: то ли она расстроена была чем, то ли подозрение какое-то тяготило ее, но она молчала. Всегда она была веселой, а сегодня молчала, и будто намеревалась придраться к чему-то, будто уже искала, к чему бы это придраться.
— Ну, Иза! В чем дело? — спросил Карп Степаныч в тревоге.
Мягким, по кошачьи вкрадчивым голосом она произнесла два слова:
— Сними рубашку.
Это был приказ. Знал Карп Степаныч, что чем мягче у жены голос, тем беспрекословнее требуется подчиняться. И он, пыхтя, снял рубашку. Изида же Ерофеевна еще раз и тем же тоном сказала одно слово:
— Подойди.
Карп Степаныч подошел. Она потрогала пальцем его голую грудь, спину, обошла вокруг, ткнула пальцем в живот и уже грубым, скрипящим голосом заключила в качестве придирки:
— Не смог уж вымыться чисто. Эх, ты!
— Что? — нерешительно вопросил муж.
— Неряха, — утвердила она, глядя снизу вверх в лицо мужа (ростом она была много ниже).
— Изида Ерофеевна! — Карп Степаныч засопел, губы стали толстыми, брови сошлись, и он повторил еще более грозно: —Изида Ерофеевна! Не позволю! Я все-таки кандидат сельскохозяйственных наук…
— Только и всего — не больше. Дальше-то ума не хватает.
— Ничего подобного! — И Карп Степаныч двинулся на супругу, полуголый, тучный, красный после бани и от крайнего возбуждения нервов. Он был страшен, но… не для жены.
И вдруг Изида Ерофеевна преобразилась — руки в боки, ноги расставила и, чуть пригнувшись, завопила:
— Ты! Раззява! Масловский семь тысяч защитил, а ты все на трех кандидатских сидишь. Неумеха! На! Читай! Сейчас только принесли. На! — Она бросила ему скомканную телеграмму и горько заплакала.
А Карп Степаныч побледнел всем телом. Он второпях надел сорочку, поднял телеграмму, разгладил ее ладонью на столе и прочитал:
«Из Одессы. Масловский двенадцатого защитил докторскую не пропустите случая поздравить точка через два дня возвращаюсь. Привет. Чернохаров».
— Иза! — позвал он упавшим голосом.
— Что? — сквозь рыдания спросила Изида Ерофеевна.
— Подойди.
Она подошла. А Карп Степаныч обнял ее и дрожащим голосом заговорил: