Выбрать главу

Подумалось, к чему бы это могло быть — встретить автора книги «Как я обосрался»? То есть если это некая примета, как у Рубинштейна («придет рыжий таракан»), то к чему это? Что она предвосхищает?

Более четверти века назад я был на свадьбе одноклассника, впоследствии ставшего свидетелем на обоих моих бракосочетаниях. От самой его свадьбы мало что запомнилось, но всплыла почему-то беседа о фонетике со студентами из ГДР. Кто-то упрекнул их в недостаточном знании русского и предложил назвать слово, в котором подряд шесть согласных. Немцы, конечно, не знали ответа — «взбзднуть»! Кто-то из них попробовал повторить и протяжно произнес это веселое слово, но получилось как-то вяло и неинтересно.

Несколько дней спустя после того дня рожденья, когда меня почему-то покинула подруга, я решил переписать приветствие на автоответчике, то есть убрать из приветствия ее имя. Как-то я до сих пор этого не удосужился сделать. Размышляя над формой нового приветствия, я вспомнил о замечательном стихотворении с одного из альбомов группы «ДК». Может быть, просто записать этот стих?

Если девушка изменит, Не печалься, не грусти! Ты пойди поешь пельменей, Что в пельменной по пути. Чесночка поешь и лука, Вдруг случайно к ней зайди. А потом скажи ей: «СУКА!», Поднатужься и набзди!

Как весело звучит это короткое-прекороткое «набзди»! По контрасту с немного снисходительным к женским слабостям «СУКА!» это «набзди!» звучало коротко и решительно, совершенно без всяких излишних эмоций, мстительности там какой-то или интеллигентских сетований и упований на возврат. Короткая такая точка. Не жирная, не эмоциональная, а сухая и основательная. Сразу за этим «набзди» на альбоме «ДК» («Семья цветочных королей»), без паузы и даже без малейшей пространственной реверберации начиналась сосем другая песня. Новая! Новая жизнь… Такой вот как бы стилизованный под русский урлацкий панк вариант «Я-вас-любил-любовь-еще-быть-может».

А что можно сказать в такой ситуации? Слова зачастую бесполезны… Вот, к примеру, в фильме «Жизнь как чудо» Эмира Кустурицы освобождаемый из мусульманского плена солдат рыгает в микрофон американской телекорреспондентки и подбрасывает его в воздух.

Лет 20 назад, в романтические времена расцвета московского концептуализма, я писал в статье «Аудиальный перформанс „Коллективных действий“» для четвертого тома их «Поездок за город» о том, что в своих акциях «КД» используют четыре звуковых кода: шумы, конкретные звуки, речь, музыкальные звуки; четыре типа акустического поведения человека: шум, ругательства, вежливая речь, свист. В то же время, в середине 80-х другие концептуалисты работали очевидно в том же направлении, но обращались к другим акустическим проявлениям человека, сознательно нарушающим нормы поведения, ко внеречевым практикам. Анализируя перформансы «КД», я приходил к выводу, что переворачивание отношений «отправитель-получатель», «обозначающее-обозначаемое» в конечном счете, как писал Е. М. Мелетинский, «приводит к переходу от речи к тишине и открывает путь к бессознательным структурам, в значительной мере минуя символизм языка, то есть отчетливое содержание информации». Отсюда недалеко уже и до суфийской темы для уединенных медитаций: «Мы написали тебе сто писем, но ты нам не ответил. Это тоже ответ».

Вечно Женственное и медикаменты

Есть голова — от сердца, И есть топор — от головы.

А нет ли чего-нибудь от желудка или от кишечника? От почек, от печени?

Несмотря на многократные литературно-поэтические описания страданий неразделенной любви, мой собственный опыт и рассказы знакомых свидетельствуют, что в результате подобных стрессов неполадки случаются, чаще всего, не в сердце, а внизу: ноги не ходят, отнимаются, проблемы испытывают кишечник, желудок, почки — в общем, телесный низ.

В этом году среди моих друзей-музыкантов прокатилась волна семейных неурядиц, разводов, разрывов. Не только подруги ушли от многих музыкантов, но и жены ушли от нескольких издателей их компакт-дисков. С чем связано это поветрие? С каким особым положением звезд? Что это — признак истощения нашей музыки, потери ею энергии, утраты последних следов общественного внимания? Свидетельство смены ценностей и приоритетов? За последние десятилетия образ музыканта из загадочного и притягательного представителя богемы, великого и ужасного романтического безумца, а то и властителя дум трансформировался в полуживой игральный автомат, в беспринципного работника шоу-бизнеса. Обстановка не располагает к сосредоточению, медитации, специальным познаниям — и музыка становится постепенно наименее актуальным из искусств.