Из-за необходимости выполнять домашние задания (папаня не шутил со мной насчет тензорного исчисления), из-за надраивания блюдца и тому подобных дел свободного времени у нас оставалось не сказать что прорва, и тем не менее мы, дети, были в восторге от этих каникул. Радовалась даже маманя — зеленая, как девчонка, она так охотно участвовала в наших забавах, что папаня вынужден был ей напомнить: нельзя пренебрегать интроспекцией. В самом деле, беда той семье, чей глубинный разум перестает работать.
Другие туристы тоже развлекались на всю катушку. Ведь это чрезвычайно стимулирующее разум и обогащающее опыт занятие — слушать гуление младенческого расового сознания, следить за его неуклюжими шажками и ждать, выберет оно путь добра и выживет или ступит на стезю зла и погибнет. Это возвращает вас к истокам жизни и убеждает в правильном выборе вашей собственной расы. По крайней мере, так утверждают мыслекапсулы.
Земляне и впрямь дошли до очень опасной черты. Они поделились на две огромные федерации полуиндустриальных наций, и одна уверовала, что для контроля над людьми нужно возбуждать их аппетиты, а другая решила оседлать их страхи. (Папаня говорит, что я чересчур упрощаю.) Обе федерации обзавелись оружием на принципах ядерного деления и синтеза и вывели на орбиту как обитаемые, так и необитаемые спутники. И обе экспериментировали с подземными атомными взрывами, к счастью пока на малых глубинах.
Как я вскоре убедился, земляне склонны бешено конкурировать и умеют люто ненавидеть, но этим существам свойственны и душевная доброта, и даже любовь. Меня дрожь пробирала при мысли, что туземцы могут выбрать неправильный путь. Ведь тогда через несколько оборотов их очаровательная планетка превратится в красный дымящийся шлак. Всякий раз, когда папаня опускал наше блюдце сквозь белый шелк облаков, меня переполняло желание крепко-накрепко запомнить увиденное, до мельчайшей подробности. И нам не встретился ни один зеленый плетельщик, хотя я всегда был начеку.
В общем, земляне у меня вызывали сентиментальные чувства, и что с того, что у этих созданий кости в щупальцах? Нередко (особенно после того, как я овладел парой языков) возникал соблазн предстать перед ними и объяснить, что погибать им нет никакой необходимости, что повсюду вокруг процветает мощное братство, страстно мечтающее принять их в свои объятия. Я по-мальчишески примерял на себя роль спасителя, хотя, конечно, понимал, что со своими семью зелеными щупальцами в глазах землян выглядел бы дико. (Впрочем, если бы дошло до дела, я бы придумал, как их не напугать.)
Через пару оборотов меня вконец одолели мрачные предчувствия. Я даже поймал себя на младенческом развлечении — скручивал щупальца в фантастические фигуры. В этих играх нам равных нет — папаня, к примеру, великолепно изображает морды разных животных. И я решил: хватит киснуть, надо вернуть хорошее настроение.
К этому времени я успел подружиться с юным гептопусом по имени Таб. Он обладал острым логическим умом, а землянам симпатизировал даже почище моего. Зато Стражей Разума и полицейских тихо презирал, притом что Свод запретов вызубрил на совесть — я его проэкзаменовал. Родители у Таба тоже были интеллектуалы, на турбазе они серьезно вкладывались в организацию туристических фестивалей, и стыдно признаться, иногда мне казалось, что по части стиля им уступают даже папаня и маманя.
Когда мы с Табом познакомились, я решил: вот он, мой шанс создать Патруль юных разведчиков. Но вскоре раздумал — больно уж умен этот пацан для таких игр.
Таб фонтанировал блестящими идеями, которые можно было с ним увлеченно обсуждать, и интересной, хоть и сомнительной в плане морали информацией. Например, от него я узнал, что прогрессивная фракция Стражей Разума разработала недеструктивные методы развития младенческих рас, но консервативное большинство устроило ей обструкцию.
Пару раз я прокатился на блюдце Таба. Его семья изучала Землю чинно и обстоятельно, без хохмочек, которые у нас позволяла себе даже маманя. Отец Таба находил самые красивые ракурсы. Эти гептопусы показали мне несколько своих любимых мест; особенно им нравилась лесистая гора, увенчанная куполом — надо полагать, с какой-то разновидностью телескопа внутри. Мы там сели, и я вышел размять щупальца. Конечно, не возле купола гулял, а на склоне — там нашлась прогалинка. Маманя Таба сказала, что это место секретное, другие туристы его еще не открыли, и попросила никому не рассказывать. Пришлось пообещать, хоть я и не понял, что тут такого расчудесного, — симпатично, но не более того. Мы отдохнули на этой горе, от нечего делать пошпионили за землянином, который выскочил из домика и давай рыскать вокруг, как будто почуял нечто из ряда вон выходящее. Потом пробормотал что-то вроде «привидится же» на местном жаргоне (из тех, что я выучил; называется «американский»), даже руки раскинул и воззвал этак торжественно: «О призраки, если вы здесь, явитесь же!» И отец Таба резко ответил «нет», хоть я и не слышал, о чем Таб спрашивал или что предлагал. А в памяти это лишь потому застряло, что и отец Таба, и сам Таб замерли, когда поняли, что я мог следить за их разговором.