Когда в XIII в., став достаточно сильными, чтобы беспокоиться о непрерывности династии, Капетинги прекратили практиковать соправительство, эта прекрасная преемственность в деятельности должна была бы исчезнуть. Ничего подобного. Династии, обладавшей значительными земельными богатствами, способной на эффективные действия вне домена, повезло на самых способных или, может быть, самых удачливых из своих принцев; отцовские успехи стали для сыновей долгом, коему они очень охотно подчинялись, следуя таким же методам или тем, которые они считали таковыми, в осуществлении предприятий, начатых их предками.
Так, на протяжении более трех столетий действия Капетингов проявлялись сходным образом, и эта преемственность обязана не долго вынашиваемому политическому плану, но тому простому факту, что по различным мотивам капетингские суверены брали пример друг с друга.
Эта капетингская политика родилась при тех же обстоятельствах, в которых изначально находилась династия, обстоятельствах, продлившихся почти два века. Король был слаб; его домен, протяженностью которого, конечно, не следует пренебрегать, находился в неопределенном состоянии, столь частом в феодальных сеньориях этого времени. Так что Капетинги не могли помышлять о завоеваниях. Напротив, они должны были защищаться от захватов слишком могущественных соседей, восстанавливать порядок в своем домене. Их силы позволяли лишь кое-как противопоставлять насилие насилию. Им оставалось использовать то оружие, которое предоставляло им их право. Надеемся, что мы показали, как они это делали. Но они смогли воспользоваться этим правом, поскольку не выступали в роли новаторов и революционеров. Феодальный король требовал только то, что должно королю в феодальной организации. Это требование не было чрезмерным, когда феодальная система находилась во всем своем расцвете, поскольку король ничего не мог сделать без согласия и доброй воли своих вассалов. Но по разным причинам эта система с XII в. начинает разрушаться. Однако же это разрушение никоим образом не касается теории системы, угасает только ее применение. И положение короля нисколько не влияло на нее, напротив.
Притязаниями на свое право капетингский суверен пользовался с большой ловкостью. Прежде всего, он не торопился. Он полагал, что время работает на него. Потом, требуя своего права, он выражает к правам другого полное уважение, во всяком случае, формально. Он охотно признает права вассалов, утверждает их, провозглашает, как будто знает, что однажды, когда их земли увеличат его домен, он в свою очередь будет требовать того же и от них.
Он не только не торопится, но и не имеет чрезмерных притязаний. Мы не видим, чтобы он пускался в химерические предприятия или даже позволил себя увлечь движениям религиозного энтузиазма, возбуждающих порой его современников. Если династия и дала миру своего времени идеальный тип крестоносца в лице Людовика Святого, то ей посчастливилось дать его поздно, в момент, когда его власть достаточно сильно укрепилась, чтобы позволить ему эту роскошь, в то время, когда этот тип стал столь редким, что сам факт его выживания казался почти чудом. И в довершение счастья Людовик Святой умирает в крестовом походе, оставляя таким образом славу династии, давшей мученика за веру. Известно, как преемники Святого короля использовали этот ореол на пользу своему дому.
Неторопливые, лишенные химеричности, Капетинги сумели воспользоваться многочисленными случаями, предоставляемыми судьбой, для своего возрастания и укрепления. Однако даже в те времена, когда они это могли, они ограничивали употребление силы. Естественно, они ее использовали, но, кажется, всегда неохотно. Как если бы они поняли, что ничто прочное не строится на одной силе, что сила всегда лишь единовременная победа, что единственной солидной базой для возведения прочного здания является право.
Капетинги вели политику, обрекающую их на трудное начало, целиком умеренную. Им достало мудрости, став могущественными, остаться верными этой политике, не дать чудесным успехам опьянить себя. Наконец, им повезло исчезнуть прежде, чем эти постоянные успехи заставили их забыть уроки своих истоков.
В чем эта политика способствовала созданию Франции? Чем она обозначила это создание?
Мы сказали, что в момент исчезновения первой капетингской династии Франция еще не сложилась. Собраны земли, установлен политический режим, в общих чертах набросана административная система, среди жителей королевства по отношению к короне проявляется чувство верности; но все это еще не созидает нацию. В момент исчезновения династии Франция подобна маленькому суденышку, о котором рассказал английский романист, повествуя некогда о первом путешествии через Атлантику; она еще не обрела самое себя. Но большинство элементов, приведших к ее рождению, уже наличествуют, и Капетинги сыграли решающую роль в их создании.