Да, Коля.
Иванов (передергивает плечами)
Были ребята! Были ребята!
Иванова
Да, Коля.
Иванов
Класть поровну… ты слушай.
Иванова
Да, Коленька.
Иванов (вскрикивает)
Били!
Иванова
Коленька.
Иванов
Не понял первый, а надо полное. Слышишь? Полное!
Иванова
Понятно, Коля, все понятно.
Иванов (кричит)
Лучшее дело!!! Лучшее!!! Лучшее!!!
Иванова
Коленька! Коленька!
Иванов
И руки хорошо… чтобы было правильно… и надо… отбой, отбой, отбой.
Иванова
Отбой.
Иванова передает горшок мужу. Иванов, прижав горшок к груди, долго смотрит в него. В это время Иванова опускается перед мужем на колени. Еще некоторое время посмотрев в горшок, Иванов берет его за ручку и выливает на голову жены.
Иванов
Отбой.
Ставит пустой горшок на стол, встает и без всяких признаков опьянения спокойно вытирает руки и лицо висящим возле раковины полотенцем. Иванова встает с колен и молча выходит в дверь. Сразу за ней выходит Иванов. Они оказываются в небольшом помещении, чем-то похожем на больничную подсобку: кафельный пол, кафельные белые стены, на потолке светильник дневного света; в углу ведра и швабры, рядом старое зубоврачебное кресло, на котором лежит синий газовый баллон; у стен старые железные койки, шкаф, стулья, большая красная трибуна с позолоченным гербом Советского Союза, телевизор на ножках и различные мелкие предметы. В комнате супругов Ивановых встречает человек средних лет в свитере, джинсах и больших роговых очках. Встав со стула и бросив окурок в большую пепельницу, он подходит к Ивановой.
Человек в очках
Все хорошо, Танюш, все прекрасно. Только слегка дожать, и все здорово.
Иванова (устало усмехается, вытирая на ходу лицо ладонями)
Фуу… ну, я мыться пошла…
Человек в очках
Давай, давай…
Иванова скрывается за белой дверью с цифрой 8.
Иванов (садится на стул, протягивает человеку в очках ногу)
Там они вырезку, по-моему, прошивали… геноссен…
Человек в очках (торопливо снимает с ноги Иванова шерстяной носок)
Все будет, Левочка, все будет. Я говорил тогда Кораблевой, она не послушалась, стала самовольничать, Витька поддержал… Все, все оттянется, только мех и дети…
Сняв носок, вынимает из него несколько резинок, сует в карман, а носок держит в руке.
Иванов (морщась, протягивает другую ногу)
Ой. Так круглое, надломили жирное там…
Человек в очках (с готовностью стаскивает носок с ноги Иванова, роется в нем)
Так… так… Лев, а что… где?
Иванов (снимая кальсоны)
Я там сам доделал. Все в норме.
Человек в очках
Отлично.
Подходит к шкафу, открывает его, достает черный дипломат, открывает, кладет в него носки.
Все будет о'кей, Лев, все. Только надо как можно побольше оттянуть по механике, по детскому. Все будет хорошо. Я договорился, так что вам нечего беспокоиться. Главное — Витюша по густоте нормально, так что беспокоиться нечего.
Подходит с чемоданчиком к Иванову, который, сняв кальсоны, снимает байковую рубаху.
Человек в очках (берет кальсоны, убирает в саквояж)
Я же тогда, помнишь, пришел, поднялся, все мы устроили, и густота была в норме, хоть Кораблиха, как всегда, со своими серыми, а я — раз, раз, все устроил, Витек поддержал. А чего нам эти серые, что она в них нашла… уперлась, как корова…
Иванов (протягивает ему рубаху)
На. Порядковые там тоже были…
Человек в очках (запихивает рубаху в дипломат, понимающе кивает головой)
Были, а как же! Они тогда про это говорили целый день. Будто это тяп-ляп — и готово… умники… Так.
Закрывает дипломат, ставит его рядом со стулом Иванова, потом достает из шкафа синий костюм, белую рубашку и сероватый галстук.
Все устроим, Лев, ты только скажи мне прямо — есть коробки?
Иванов (встает, берет из рук человека в очках рубашку, надевает, потом, молча и вздыхая, повязывает галстук, задумчиво проговаривает)