Он сам выбрал себе квартиру, купил машину, прошёлся по всем сомнительным заведениям разной ценовой категории, пристрастился к хорошему табаку и дорогому алкоголю, не впечатлился наркотиками и уже думал, что всё, он понял человеческую натуру — и на полной скорости налетел на немного дезориентированный новым временем «айсберг» и чуть было не пошёл ко дну, залипнув взглядом на горькой и в то же время светлой улыбке, ярких, словно весеннее небо над Альпами, голубых глазах. Капитан Америка чуть было не стал тем самым яблоком греха, ради которого Брок готов был не то что выше головы прыгнуть, но и самолично себе рога отпилить и преподнести в подарок. Но Роджерс был из тех великих людей, кому простые смертные интересны не более муравьёв в траве, и как бы Брок ни лез на рожон, как бы ни цеплялся к национальному достоянию, стараясь хоть как-то выделиться, обратить на себя внимание — ничего не выходило, но сам Брок лишь сильнее увязал.
«Упрямство сгубило беса», — говаривала матушка Брока, вытаскивая неугомонное чадо из очередных неприятностей. И сейчас он бы с ней согласился как никто.
Брок не был простым человеком, и непростым тоже не был, хотя ошейник и блокировал львиную долю способностей. Демоническая огненная натура не желала так легко сдаваться и принимать условия этого мира. Пусть он давно не принадлежал самому себе, носил метку хозяина и его ошейник, умел по команде подавать лапу и нажимать на спусковой крючок, но сдаваться, нет уж, этого он не желал. А потому не стал ходить вокруг да около и после очередной совместной миссии, вместо того чтобы, выгрузившись из джета, убраться на свой этаж, дёрнул на себя Роджерса, утаскивая его в темноту подсобного помещения и поцеловал, пока тот не успел опомниться.
Да, он получил в морду. Выслушал долгую прочувствованную речь о недопустимости такого поведения в стенах ЩИТа, но не впечатлился и пригласил Капитана на свидание.
С ним было сложно, выматывающе тяжело, но оно того явно стоило. Роджерс как-то совсем незаметно стал Стивом, перестал шарахаться и смотреть с осуждением, позволил себя касаться, когда они были наедине, и в какой-то момент сам потянулся за поцелуем. И тогда Брок окончательно пропал.
Что человека делало человеком? Голова, две руки, две ноги? Отсутствие магии, способности завязать армированный прут в красивый бантик? Тупые зубы? Брок понял. Человеком лично его сделали три слова, сказанные тихим шепотом глаза в глаза. Три слова — и он самолично из собственной крови выплавил два кольца, способные навсегда привязать его к миру людей, сделать смертным, обычным. Брок только не понимал, почему два, но не стал спорить с провидением и судьбой. Выплавить выплавил, но подарить, вручив тем самым свою жизнь в руки Стива, сказать те же три слова не успел.
Повернувшись на бок под тяжёлой рукой Барнса, Брок столкнулся с ним нос к носу.
В груди до сих пор неприятно тянуло, бухало. Стив уже давно не снился, задевая за живое, слишком чувствительно ударяя под дых, напоминая обо всём проёбанном. Он не смотрел холодно, с осуждением. Там, во снах, Стив всегда был своим, самым близким, правильным, там он был только для Брока.
— Почему я, а не Роджерс?
Барнс открыл глаза.
— Тебя я знал, командир, а его только едва помнил.
Легче и проще от этого знания не стало.
Брок знал о существовании Барнса, хотя и не знал тогда имени своего нежданного «соперника», чувствовал тонкую вибрирующую нить, тянущуюся от его Стива куда-то в холодную темноту, в прошлое, пытался даже спрашивать, но натыкался лишь на вымученную тревожную улыбку и не всегда правдивое обещание рассказать как-нибудь потом, когда станет чуточку полегче. Не стало. Стив молчал, смотрел в сторону, но никогда не отстранялся, что и мирило Брока с этим «когда-нибудь». Ведь и у него были тайны, были два кольца, «поводок», невидимый ошейник и твёрдая хозяйская рука.
Как же он взбесился от этого «Баки!» на мосту, от взгляда, полного одновременно тоски и растерянного неверия, от того, как дёрнулась нить, от того, что Зимний ответил, хоть и не так явно, но на мгновение остановил руку, позволил уйти из-под удара, сбежал, прикрывшись дымовой завесой, оставляя Брока со СТРАЙКом разгребать очередные завалы дерьма. Взбесился, когда на него Стив даже не взглянул, ошарашенный встречей со своим «Баки».
Это уже потом Брок начал копать, выяснил про Ревущих, про единственного погибшего друга, которого на лентах кинохроники Стив облизывал, раздевал и трахал взглядом, совершенно не смущаясь камер. Понял всё про спасение Нью-Йорка и отчаянную попытку соединиться с любимым хотя бы так, на том свете. Которая, к счастью, не увенчалась успехом. Вот только к чьему счастью?
Тогда Брок практически ненавидел Зимнего Солдата, превратившегося из инструмента, из такого же винтика, как и сам Брок, в жертву обстоятельств, эксперимент, военнопленного, которого всё ещё любят и ждут. Броку было почти приятно слышать растерянность в голосе Зимнего, видеть страх и непонимание в серых глазах, знать, что всего через мгновение всего этого не станет, достаточно дёрнуть вниз рубильник. Но вот это неуместное «почти» портило всё. Брок не любил Зимнего Солдата, перетягивающего внимание хозяина, из-за чего тот забывал о Броке, запирая его в тёмной камере, где ничего кроме стен. Почти ненавидел за Стива, за не истончившуюся со временем нить их связи. И в то же время почти любил, чувствуя родство, сожалея из-за невозможности помочь, занять его место в уродливом кресле, снять крючки привязи к Пирсу, к «Гидре», лишь потому, что не хватит сил, большей частью заблокированных ошейником и меткой хозяина. А так хотелось помочь хотя бы ему — мальчишке, раздражающе близкому и родному.
Брок всё ещё чувствовал нить, тонкую, туго натянутую между Барнсом и Стивом, и не мог понять, чем заслужил теплоту во взгляде, горячее тело под боком и всеобъемлющее доверие, хотя он должен был быть первым, по чью душу пришёл потерявший направляющие Зимний. Он и был первым, но немного не в том смысле.
— Что ты помнишь про Уилмингтон?
***
Брок курил, привалившись к капоту чёрного внедорожника, искоса наблюдая за довольным жизнью Барнсом. Тот будто бы ожил, наполнился той самой силой, за которую Брок его всегда и уважал. Казалось вот-вот и раздастся громогласное «Хайль Гидра» от одного из постовых, и у Брока в жилах вскипит кровь, снимая печати, открывая доступ к способностям. Теперь в этом не было нужды — Брок принадлежал только самому себе. Делавэр у него не ассоциировался ни с чем. Не бывал он на этой базе ни разу, не знал персонал оттуда, не помнил схем переходов, потайных выходов, размещения складских помещений.
— Что ты помнишь про Уилмингтон?
— Там темно, — ответил тогда Барнс, отвернувшись к Броку спиной, весь как-то напрягся. — И очень холодно.
— Крио?
— Да, первое здесь, в США. Плохое оснащение. До Пирса. Они не знали, что делать с капсулой. Не знали, кто в ней.
Брок бы лучше оставил Барнса в Квинсе под чьим-нибудь присмотром, если бы тот хоть сколько-то слушался Джеффа, если бы бывшие бойцы СТРАЙКа не боялись так панически оставаться поблизости с таким же бывшим оружием «Гидры». Если бы он сам мог на кого-то оставить Барнса, не дёргаясь от каждого неотвеченного вызова, не искать причины всё свернуть пораньше, продумывая в голове планы побега из пылающего города.