— В той деревне, — продолжал капитан, все были протестанты, а двое бедняг — католики и роялисты, но все равно все возмутились, Дюфура выгнали из дома и пришлось ему из тех мест уехать.
— Правда? И куда же он поехал?
— В Марсель, там и прятался. Потом все утихло, кое-что забылось, и он вернулся, но на тот берег Дюрансы переехать не посмел: так и остался на этом, в одиноком домике между Сен-Полем и Кадарашем.
— С него и хотите начать, капитан?
— Да. Хороший будет пример.
— А потом мы вернемся сюда?
— Конечно.
— Хороших дел тут много можно наделать…
Капитан кивнул.
— А что, — сказал Коробейник, — в этот-то раз, может, немножечко навестить и советника Феро, а?
При этом имени капитан вздрогнул.
— Он на позапрошлой неделе собрал арендную плату, — продолжал Коробейник. — Теперь у него золота должны быть полны погреба.
Капитан распахнул балахон, достал из-за пояса пистолет и хладнокровно произнес:
— Если кто из вас, по несчастью, тронет хоть волос на голове господина Феро — тот умрет на месте от моей руки…
— Но… капитан!..
— Повторять не буду. А теперь молчать!
Когда он говорил эти слова, в туннеле раздались чьи-то шаги.
— А вот и наши друзья из трактира "Черный голубь", — сказал капитан. — Должно быть, принесли вести из замка Монбрен.
— А может, они знают, где зарыта кубышка с сотней тысяч франков? — спросил Коробейник.
Глаза капитана под капюшоном сверкнули.
— Ее-то непременно надо найти, — сказал он.
И все взгляды обратились на людей, ступивших в этот миг под своды зала.
X
Те двое, что вошли в подземный зал, также были одеты в балахоны черных братьев. Выглядели они точно так же, как их описал трактирщик в "Черном голубе". Один был старый, другой молодой.
Старик был высокий, худой, из-под закрывавшего лицо капюшона, волной ниспадала седая борода.
— Здравствуйте, капитан, — сказал он, войдя. — Здравствуйте, молодые братья. Патриарх приветствует вас.
— Здравствуй, старый лис, — ответил капитан.
— Со старым лисом вы попали в точку, — насмешливо произнес старик. — Я хитер, как лис, и стар, как патриарх — вот меня Патриархом и прозвали.
Он с высока оглядел своих новых компаньонов.
— Знаете ли вы, — сказал Патриарх, — что никого из вас еще на свете не было, а я уже носил капитанскую нашивку? А вот теперь я простой солдат. Я был на первой войне черных грешников…
— И на второй, — заметил капитан.
— И на третьей, — хихикнул Коробейник. — И замок Монбрен ему знаком.
— Об этом говорить не надо, — сказал старик и косо поглядел на капитана.
— Ладно, — ответил капитан, — нечего болтать, как кривая сорока, Патриарх. Надо о деле говорить.
— За тем и пришел.
— Давно ли ты в этих краях?
— Целый месяц.
— Славно!
— Нанимался молотить зерно, работал и там, и сям.
— Вот как!
— И всю здешнюю округу я знаю, как свои пять пальцев. Денег больших тут нет. И знаете ли, друзья мои, много времени у нас нет… недели две от силы. Католики с протестантами больше не во вражде, никто нас не будет прятать и укрывать, как в прежние времена… Как жандармы скажут, так и будет…
— Дальше? — сказал капитан.
— В Бастидоне есть мэр, знаете? Тот, что в позапрошлом году набрал национальную гвардию и гонял наших братьев по горам. Вот у него деньги есть.
— Много?
— Он получил наследство. Говорят, тысяч тридцать франков золотом в старом сундуке. Он хочет купить лес в Лурмарене, а тот продается за тысячу экю — дешевле не уступят.
— А он, стало быть, деньги придерживает?
— Точно так.
— Надолго не придержит, — невозмутимо сказал капитан. — А еще?
— Вот, к примеру, неделю прожил я в замке Монбрен у фермеров. Славные люди, доложу вам! — усмехнулся Патриарх. — Когда работа закончилась, хотели меня пастухом у себя оставить.
— И что же те сто тысяч франков?
— Погодите, капитан, погодите, — отвечал Патриарх. — Как эта молодежь всегда торопится!
Он рассмеялся долгим пронзительным смехом, а потом продолжал:
— Ох, там в замке все вверх дном!
— Правда?
— Барышня у них, видите ли, влюбилась…
— А вам, капитан, оно уже и так известно, — усмехнулся Коробейник.
Капитан сурово поглядел на него.
— Прежде, — продолжал Патриарх, — она все смеялась и говорила, что это благодать Божья, а вот последнюю неделю — дней десять уже не смеялась, а все больше плакала.
— Откуда ты знаешь, Патриарх?
— Откуда, откуда… Ферма же от замка недалеко, люди ходят туда-сюда. Дядюшка Жан встает всегда до зари, говорит все, что думает, вслух, не стесняясь. И вот как-то раз он поругался с братом, господином Жозефом.
— Из-за малышки? — уточнил капитан.
— Ну да.
— И что они говорили?
— Дядюшка Жан сказал: "Скучает наша малышка, надо ее замуж отдавать". А отец ему говорит: "Боюсь, поздно уже". — "Почему поздно?" — "Влюбилась она". — "В кого?" — "Не знаю". — "Так надо узнать!" — говорит дядюшка Жан. Что там в точности было, мне неизвестно, сами понимаете, только отец дочку долго расспрашивал, и она ему в конце концов призналась.
— В чем призналась? — спросил капитан.
— Что любит господина барона Анри де Венаска.
— Надо же, как совпало! — рассмеялся Коробейник. Капитан сверкнул на него глазами.
— Молчи! — приказал он. — Говори дальше, Патриарх.
— Барона, — ответил старик, — уже с неделю вроде как нигде не видно.
— Да неужели?
— Спросите паромщика Симона, — опять усмехнулся Коробейник. — Может, он расскажет, где барон.
— Да замолчи же ты, болван! — прикрикнул на него капитан.
Патриарх продолжал:
— Господин де Монбрен все рассказал брату. Дядюшка Жан взъярился. Да, надо вам еще сказать, — перебил сам себя Патриарх, — что дело было вечером, часов в десять. Я лёг спать на сеновале, а хозяева фермы — в доме. Услышав шум, я встал и залез, как кошка, на платан прямо у окна большой гостиной. Окна были открыты — стало быть, я все видел и слышал.
— Это хорошо, — сказал капитан.
— Барышня сидела на стуле и рыдала. Отец ее ни слова не говорил, а дядюшка Жан ходил большими шагами, топал ногами, ругался, как язычник, и вдруг как закричит: "Никогда! Слышите? Никогда я не позволю девушке из рода Монбрен принадлежать к семейству душегубов!" Господин де Монбрен все молчал, барышня рыдала все пуще, а дядюшка Жан кричал все громче: "Я здесь хозяин! Я старший в семье! Этот замок мой! Я только затем не женился, чтобы моя племянница была богата, а в секретере в потайном ящике у меня лежит сто тысяч франков…"
— Так-так! — перебил Патриарха капитан. — Значит, эти сто тысяч у него в потайном ящике секретера?
— Вроде бы так. Ну, а когда я это узнал, остальное было уже не интересно, я слез с дерева и пошел спать.
— И стало быть, — спросил капитан, — ты не знаешь, что было дальше?
— Да нет, на другой день узнал — то есть вчера утром.
— И что же?
— Господин де Монбрен с братом чуть ли не рассорились, малышка кое-как держится, но отец ее видит, как она плачет, и теперь готов ей во всем угодить.
— А дальше?
— Дальше через три дня они уедут в Экс и останутся на всю зиму.
— А дядюшка Жан?
— Останется в Монбрене.
— Тогда, — хладнокровно сказал капитан, — дождемся, когда его брат с племянницей уедут, и зайдем к нему в гости.
— Очень будет неглупо, — сказал Коробейник.
— Молчи! — опять велел ему капитан.
И он погрузился в глубокое размышление, которое товарищи его не прерывали.
Потом он резко поднял голову:
— Значит, так, ребята: начинаем сегодня вечером.
— С пастора Дюфура?
— Конечно.
— В котором часу выходим?
— В десять, как луна зайдет.
— С лошадьми?
— Нет, без лошадей обойдемся.