Правда, подойдя к садовой ограде, он приостановился.
Ему пришла в голову мысль:
"А вдруг свояченица жене все рассказала?"
При этой мысли волосы у него опять встали дыбом.
Но едва ли мизе Борель решилась бы так в первую же минуту разбить сердце сестры. Да и как знать: а вдруг мадам Бютен вовсе еще не очнулась и совсем не знает, что муж ее ушел?
И Николя Бютен решился.
Он перескочил через изгородь и вошел в сад.
Вдруг на шорох его шагов по гравию отворилось окно.
Было еще темно, но первые неверные лучи рассвета скользнули по вершинам гор и стало можно что-то разглядеть.
Николя увидел в окне встревоженное лицо жены.
Потом он услышал крик — крик невыразимой радости, безудержного счастья.
— Он не уехал! — восклицала она. — Никуда не уехал!
У Николя Бютена подкосились ноги, но он справился с нахлынувшим чувством.
"Она решительно ничего не знает, — подумал он. — Так нечего делать глупости!"
И он пошел твердым шагом, а на пороге дома дверь открылась и жена, обезумев от счастья, кинулась ему на шею и горячо обняла.
XV
Мадам Бютен действительно ничего не знала, кроме одного: муж ее бывает не в духе, потому что тоскует по прежней жизни моряка.
Мизе Борель строго следовала своему плану.
После того как Николя уехал, от жены его не просто нужно было скрывать настоящую причину отъезда: нужно было, чтобы она по-прежнему любила и оплакивала того, кого больше не увидит.
Потому, пока Николя Бютен бродил вокруг дома, мизе Борель внушала сестре, что они расстались на какое-то время, хотя пока и не навсегда. Потом она показала ей письмо.
Письмо это оказало на мадам Бютен необычное действие.
Она перестала лить слезы и как будто лишилась всех сил.
Заперевшись в спальне, где все еще напоминало об уехавшем муже, она стала целовать, как святые реликвии, все, что он оставил.
Иногда она думала, что это ей все приснилось и он скоро вернется.
И так прошел остаток ночи, как вдруг в саду зашуршал гравий.
Кто знает, что произошло потом?
Когда мизе Борель, которая наконец улеглась и уснула, встала и вышла из спальни, она остолбенела: зять и сестра ее под ручку ходили по саду.
Они смеялись от всего сердца, и счастье, казалось, навек вернулось к этой молодой чете.
Николя без всякого смятения протянул руку свояченице.
— Доброе утро, сестрица, — сказал он. — Что, сильно чудил я ночью?
— Даже не знаю, — еле выдавила из себя вдовушка.
— Детка, — обратился он к жене, — дай-ка я сестрице пару слов скажу.
Он отнял руку от мадам Бютен, взял под руку мизе Борель и повел ее в другой конец аллеи.
По-прежнему улыбаясь, он сказал ей:
— Что, удивились, что я не уехал?
— Вы злодей! — прошептала мизе Борель.
— Злодей или не злодей, а вы увидите: я правильно сделал.
— Нет!
— Тайну мою знаете вы одна, — продолжал он, — и вы ее не выдадите ради любви к сестре и чести семьи, в которую я вошел. В этом я уверен.
— Да, но…
— Что?
— Вы себя сами выдадите.
Он пожал плечами.
— Наверняка нет. Была у меня минута слабости, а теперь все прошло.
— А ваши сообщники?
— Никого нет в живых.
— А Рабурден?
— Я его убил, — сказал он с жутким хладнокровием.
Она в ужасе попятилось.
— Осторожней, — сказал Николя, — сестра на вас смотрит.
Мизе Борель через силу улыбнулась.
Николя продолжал:
— Долго я здесь оставаться не собираюсь. Но мне должны сто тысяч франков — не уеду, пока я их не получу.
Цифра была такой невероятной, что ей показалось — у него новый приступ безумия. Николя Бютен, заметив это, пояснил:
— Мне должен их отдать господин Феро, так что уж лучше я вам все расскажу. Господин Феро славный человек: он отправил на гильотину моего отца, но зато дал приданое сестре, пенсион матери, а на мое имя, когда я был ещё маленьким, положил деньги в банк. Теперь наросли проценты — и получилось сто тысяч.
Как раз когда он это говорил, в платановую аллею вошел человек.
Одет он был по-крестьянски, а в руке — письмо.
Николя Бютен вздрогнул, отступил от мизе Борель и пошел навстречу вошедшему.
— Вы господин Бютен? — спросил посыльный.
— Я.
— У меня для вас письмо от господина Феро де Ла Пулардьер.
Николя посмотрел на мизе Борель, как бы говоря: "Видите, я вам не соврал!"
Потом он вскрыл письмо и прочитал:
"Дорогой сосед,
Приходите ко мне сегодня в восемь вечера. Возможно, я избавлю Вас от докучной поездки в Экс.
С неизменной преданностью
Ваш сосед
Феро".
— Передайте господину Феро, что я приду, — сказал Николя Бютен.
А про себя подумал:
"А ведь мог бы уехать и потерять сотню тысяч!"
XVI
А теперь вернемся в Ла Пулардьер к господину Феро.
Дядя с племянником заканчивали ужин и вполголоса беседовали.
— Друг мой, — говорил старик, — теперь я знаю то, что хотел узнать, и убежденность моя непоколебима.
— Вы знаете преступника? Настоящего?
— Да, я покажу его тебе нынче вечером — верней сказать, через несколько минут, потому что он вот-вот должен прийти. Я даже устроил так, чтобы он встретился с другим человеком, который, как я также уверен, был его сообщником.
— Встретился тут, у вас?
— Да, конечно.
Господин Феро улыбнулся:
— Как видишь, от нечего делать да из любви к искусству я опять иногда веду расследования.
Но все, что я сделал и сделаю нынче вечером, имеет лишь одну цель: чтобы ты разделил мою убежденность.
— И что тогда будет?
— Тогда, друг мой, ты вспомнишь, что ты следователь, и задержишь этих двоих.
— Но как вы их сюда привели?
— Один еще не пришел, но скоро придет.
— А другой?
— Ты видел сейчас во дворе высоченного старика в блузе, разгружавшего телегу с зерном?
— Да.
— Это тот человек, что пятнадцать лет тому назад играл в банде черных грешников роль, которую я долго приписывал шевалье де Венаску.
— Тот, что остановил вас в Лурмаренском ущелье?
— Он самый.
— И вы думаете, он и в последней шайке черных братьев тоже был?
— Уверен.
— И сведете его с тем, другим?
— Именно.
— Каким же образом?
— Я купил у этого человека пшеницу. Он приехал сюда за деньгами, но хоть и считают меня скупердяем, дальние приезжие не уезжают из моего дома без стакана вина и куска хлеба. Я послал его на кухню, велел дать ему хорошего вина, хотя бы сатурнинского: оно чертовски хмельное, горячит голову и развязывает язык.
— Отлично, дядюшка!
— Когда придет тот, другой, этого позовут наверх: как будто я уже ложусь и хочу поскорей с ним рассчитаться.
Они вдруг окажутся лицом к лицу, и наверняка у них вырвется какой-нибудь жест, взгляд, восклицание, которым ты как следователь воспользуешься.
При этих словах послышался звон колокольчика на садовой калитке.
— Вот и он, — сказал советник и многозначительно поглядел на племянника.
— Подозреваемый?
— Настоящий капитан черных грешников.
Господин де Сен-Совер вздрогнул и с настоящим охотничьим азартом приготовился ждать.
Вскоре на крыльце послышались шаги нового гостя, горничная открыла дверь столовой и доложила:
— Господин Николя Бютен.
Николя был спокоен и чуть ли не весел. Как он и говорил тем утром свояченице, он был уверен: улик против него нет никаких. Поэтому он шел с гордо поднятой головой, убежденный в своей безнаказанности.
Впрочем, увидев господина де Сен-Совера, он несколько удивился.
Он-то рассчитывал, что господин Феро будет один…
— Прошу покорно меня простить, — сказал он. — Я вам, может быть, помешал.