Больше Патриарх не раздумывал: поднял кувалду над головой, раскрутил и ударил…
XXV
А Николя Бютен, пока Патриарх крался впотьмах по столовой, проворно взбежал по лестнице на второй этаж.
Патриарх дал ему совершенно точные сведения.
Через весь второй этаж шел длинный коридор с несколькими дверьми.
В самом конце коридора было окошко, через которое проникал лунный свет.
"Последняя дверь направо, говорил Патриарх".
Николя Бютен решительно направился к этой двери и был уже готов постучать — разбудить господина де Сен-Совера, который, несомненно, отворил бы без всяких предосторожностей.
Но в этот самый миг с первого этажа послышался страшный грохот.
Николя Бютен отскочил, волосы у него встали дыбом, на лбу выступил холодный пот.
Шум внизу был похож на звон разбитого стекла, потом раздался крик боли, потом тяжелый звук — как будто падающего тела.
Бандит, ничего не понимая, пытался сообразить, что бы это было, и тут за его спиной распахнулись две двери, выходившие в коридор друг напротив друга.
И Николя Бютен дико закричал.
Из каждой двери выскочило по жандарму — без фуражек, с саблями наголо.
Это были те самые жандармы, за которыми господин Феро послал с вечера перевозчика Симона.
Они прибыли в Ла Пулардьер за час до того, как тронулись в путь Николя Бютен с Патриархом.
Их накормили ужином и отвели по комнате каждому.
Если бы Николя взбрело в голову бежать среди ночи. Тогда его задержали бы на пароме Мирабо, о чем Симон или Стрелец немедленно известили бы бригадира с его товарищем. Те тоже были начеку.
Луна светила так ярко, что Николя Бютен ни на секунду не усомнился в том, что произошло.
Он тотчас подумал, что Патриарх его предал: завел в Ла Пулардьер лишь для того, чтобы заманить в ловушку.
А как иначе он мог бы объяснить, что здесь откуда-то взялись жандармы?
— Так! — воскликнул он. — Попался я, значит! Только живым не дамся!
С кинжалом в руке он ринулся на жандармов, крича:
— Дорогу! Дорогу!
Началась борьба.
Как дикий зверь, Николя Бютен бросился на противников. Но кинжал короче сабли — бригадир первым ударил его по руке. Точнее, не ударил, а нанес укол. Сабля глубоко вонзилась в руку. Николя Бютен взвыл от боли и выронил кинжал. Жандармы бросились на него и повалили.
В этот момент господин де Сен-Совер, разбуженный жуткими криками, полуодетый выскочил из комнаты с огарком свечи в руке.
— Бегите вниз, сударь! — крикнул ему бригадир. — Выручайте вашего дядю, его, наверное, там хотят убить! А мы пока этого свяжем.
Господин де Сен-Совер схватил пару пистолетов, лежавших в его комнате на камине, и бросился вниз по лестнице.
Внизу он увидел нечто совершенно необыкновенное.
Патриарх лежал на полу в столовой с лицом, залитым кровью, а господин Феро, выйдя из кабинета с плошкой в руке, изумленно глядел на вопившего от боли человека у своих ног.
Призрак, который, как показалось старому разбойнику, приближался к нему, которого он ударил кувалдой, оказался его собственным отражением в зеркале. Зеркала он в полумраке не разглядел…
Осколки брызнули врассыпную и впились в лицо Патриарха.
Потеряв рассудок от боли и страха, ослепший злодей корчился на полу, истекая кровью. Когда жандармы, крепко связав Николя Бютена, прибежали вниз, Патриарх уже не сопротивлялся.
Господину де Сен-Соверу не понадобились пистолеты.
XXVI
Дядюшка! — крикнул господин де Сен-Совер. — Я помогу жандармам справиться с этими мерзавцами, а вы бегите на ферму за подмогой!
Господин Феро выбежал в переднюю, потом на двор и через десять минут вернулся вместе с вооруженными крестьянами.
Но в этом подкреплении уже не было надобности.
Николя Бютен лежал, связанный, в коридоре второго этажа и даже не пытался порвать веревки.
Он слышал вопли Патриарха, но не понял, что с ним случилось: Николя по-прежнему думал, что старый бандит его предал и спасения нет.
Патриарх же, обезумев от боли и еще не оправившись от испуга, совсем пал духом.
Жандармы вязали его, а он твердил:
— Давайте, делайте со мной что хотите, я знаю — мне крышка. Сорвалось у меня — вот и получу по заслугам.
Один из жандармов поднялся на второй этаж стеречь Николя Бютена.
Когда принесли свет, когда вернулся господин Феро с вооруженными фермерами и слугами — кто захватил ружье, кто косу, — на миг настала невообразимая толчея, а потом люди стали разбираться, что случилось.
Впрочем, Патриарх и не думал отпираться.
— Я вам скажу, что тут было, — хрипел он, — и вы поймете, что господину советнику нынче здорово повезло.
К Патриарху понемногу возвращался его обыкновенный цинизм.
И жуткий старик (кровь текла у него по лицу, струилась по седой бороде) рассказал, как они с Николя Бютеном задумали взять сто тысяч франков, а чтобы на них не подумали — убить советника с племянником.
Жандармы принесли в столовую бывшего капитана черных братьев.
Он был накрепко связан, не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой.
— Ах ты, сволочь! Продал меня! — презрительно сказал он Патриарху.
— Ошибаетесь, капитан, — возразил Патриарх. — Нам просто не повезло. Гляньте на зеркало — и все поймете.
С непередаваемым изумлением господин Феро продолжал таращиться на двух разбойников.
— Да уж, дядюшка, пронесло нас нынче, — заметил господин де Сен-Совер.
Потом он обратился к бригадиру:
— Вы оставили двух человек на пароме Мирабо — надобно за ними послать.
— Я знаю — мне крышка, — завопил Патриарх, — но один подыхать не хочу! Вот он, вот капитан — он пойдет вместе со мной!
И при жандармах, при фермерах, при судебном следователе старик рассказал о последних проделках черных грешников и их капитане Николя Бютене.
Капитан же не произнес ни слова.
Один из слуг побежал на паром Мирабо и через час вернулся вместе с жандармами, Стрельцом и Симоном.
В четыре часа утра, как только первые лучи зари блеснули на гребне Люберона, по всей округе, как огонь по пороху, разнеслась весть, что настоящий капитан черных братьев арестован.
Когда жандармы увели арестованных, все население соседних деревень было уже на ногах: у парома Мирабо собралось двести с лишим человек.
Николя Бютен с Патриархом прошли со связанными руками под улюлюканье толпы, а последние предубеждения, существовавшие против советника Феро, в тот день развеялись.
Душегубов усадили на паром и отвезли на ту сторону Дюрансы, а господина Феро подняли на руки и триумфально отнесли в Ла Пулардьер.
Вечером туда явился гость.
То был барон Анри де Венаск.
Он взял руку старого прокурора, почтительно поцеловал ее и сказал:
— Простите меня, милостивый государь, за слепую ненависть к вам. Теперь я узнал, что вы за человек и чем я вам обязан.
— Да, человек, — ответил советник, — а человеку свойственно ошибаться. Но если человек ошибся, то совесть слуги правосудия теперь спокойна!
Эпилог
В 1832 году, особенно на юге, редко принимали во внимание смягчающие обстоятельства.
На январской сессии суда Николя Бютена, который опять стал Леопольдом Фосийоном, и его сообщника по кличке Патриарх судили и приговорили к смертной казни.
Преступники во всем сознались. На этом заседании были торжественно подтверждены невиновность и незапятнанная честь барона Анри де Венаска.
Но и казнь не состоялась.
В тот же вечер, как был вынесен приговор, старый советник отправился в Париж.
Он вез с собой прошении о помиловании, подписанное бароном де Венаском, его супругой, братьями де Монбрен и почти всеми присяжными.
Король удовлетворил прошение.
Леопольд Фосийон в 1848 году еще отбывал наказание на тулонской каторге.