Смолин нетерпеливо спросил у товарища:
— Ну, а твои дела? Что у тебя?
Бахметьев улыбнулся вполне понятному нетерпению Смолина:
— Ничего особенного. Орфаницкая выезжала в соседний город на рынок. Продавала сухие фрукты. Ей, бывшей артистке, казалось позорным торговать в своем городе. Обратно везла пустые чемоданы.
Вскоре в кабинет вошел Анчугов.
Смолин сильно пожал ему руку:
— Есть в тебе молодца клок, Иван Сергеич!
Анчугов улыбнулся:
— Повезло, Александр Романыч!
— Не скромничай! — засмеялся Бахметьев.
Вечером Смолин пригласил Орфаницкую.
— Так как же, Татьяна Петровна? Не будете отвечать, зачем ездили?
— Не буду.
Смолин весело сказал ей:
— Ну, тогда я сам скажу вам, зачем вы отправились в путь. Ягоды продавали.
Смолин ожидал, что это известие удивит Орфаницкую. Но, против ожидания, она только скорбно кивнула головой:
— Правда, капитан. Вероятно, я сказала бы сама. Это все-таки лучше, чем числиться убийцей человека, которого любила…
Через месяц Смолин поехал в суд, где разбирали дело банды. Войдя в переполненный зал, капитан внимательно огляделся, выискивая свободное место.
В первом ряду, прямо перед столом суда, сидел, опершись на палку, грузный старик в синем форменном костюме проводника. Изварин взволнованно потирал усы и все посматривал куда-то, в конец зала.
Смолин перевел взгляд туда.
В середине последнего ряда, вся в черном, сидела Орфаницкая, сидела неестественно прямо, будто замороженная в этой неудобной позе. Рядом с ней стоял пустой стул.
Смолин совсем было собрался пройти туда, когда услышал внезапный и густой шепот.
Из второй двери в зал входила вдова Ильи Лукича Подколзина. Она медленно пересекла комнату и опустилась рядом с Орфаницкой.
Несколько минут они сидели, повернувшись друг к другу спиной. Потом Подколзина вдруг взяла Татьяну Петровну за руку и уткнулась в ее ладони головой. Орфаницкая вздрогнула, слезы потекли по ее воспаленным щекам, и она внезапно прижалась к вдове.
В зале стало тихо и негромкий густой голос произнес:
— Прошу встать! Суд идет!..
