— Следите за морем, каждый свободный час берите пробы планктона. Исследуйте желудки китов. Не упускайте ни одного благоприятного случая — наблюдайте, исследуйте, дерзайте, и вы в конце концов победите!
Я внимательно слушал его. Я понимал, что вопрос о питании и миграции китовых стад действительно имел огромное значение. Хорошо изучить этот вопрос — значит установить закономерности в передвижении китовых стад. А если бы нам удалось выяснить эти закономерности, то китобоям нетрудно было бы правильно организовать промысел:
У профессора была еще одна заветная мечта: установить возраст китов. Решив эту проблему, можно было бы определить, какое нужно время для восполнения мирового стада китов, которое за последние два столетия заметно поредело.
В решении этой проблемы тоже много путаницы. Одни ученые считают, что киты живут лет двадцать — тридцать, другие авторитетно, но совершенно бездоказательно говорят, что киты достигают сто– и даже четырехсотлетнего возраста. Исследованию этого вопроса много энергии отдали Эндрюс, Кюкенталь, Мекинтош, Лаури и Уиллер. Они пытались определить возраст китов по желтым телам яичников китовых самок, но не приблизились к разгадке тайны ни на миллиметр: желтые тела показывают количество рождений — и только.
Как правильно подойти к этому вопросу? Вериго—Катковский пытался разными путями установить, когда прекращается рост китов, но успеха не имел. Если бы это ему удалось, то, следуя указаниям Аристотеля и Бюффона, можно было бы определить, хотя и не совсем точно, и возраст китов. Аристотель считал, что чем дольше животный организм растет, тем продолжительнее его жизнь. Бюффон, опираясь на мнение Аристотеля, вывел формулу, согласно которой продолжительность жизни животного в пять — семь раз превышает период его роста.
Рассказывая мне об этом, профессор спохватился, он понял, что увлекся, и тут же быстро вернулся к основной теме разговора.
— Главное, — сказал он, — не окапывайтесь на китобазе, старайтесь подольше быть на китобойцах, то есть ближе к промыслу. Китобаза часто простаивает в бухтах, а китобойцы носятся по просторам океана. Сколько повидаете! Китобои — народ смелый, наблюдательный, они вам много расскажут!.. Это, голубчик, хорошая, полезная школа. Именно на китобойцах и добывается опыт. Наука без опыта — так, схоластика.
Он долго не выпускал моей руки.
— Ну, Воронцов, — сказал наконец профессор, — отправляйтесь!.. Не спешите с выводами, но и не превращайтесь в простого собирателя фактов… Вы не обидитесь на меня? — спросил он и, не дожидаясь моего ответа, добавил: — Ведь я вас люблю, как сына… Вот что еще хочу сказать вам: сундук знаменитого мореплавателя Крузенштерна совершил со своим хозяином несколько кругосветных плаваний — и… сундуком остался… Не становитесь сундуком, Воронцов! Действуйте смелее; ошибетесь — не страшно, ошибку всегда можно исправить. Действуйте смелее и работайте. Работайте не покладая рук — только на этой дороге вы и найдете истину.
«Да, — подумал я, — главное — не стать сундуком. Остальное — то есть опыт, авторитет, способность к смелым обобщениям — придет, обязательно придет!»
Эта мысль успокоила меня, и я направился к себе.
Каюта моя маленькая, опрятная, но так густо прокуренная, что нечем дышать. До меня в ней жил помощник шеф–гарпунер Олафа Кнудсена — Эрик Ларсен. Он, как я узнал от Жилина, был снят без сознания с «Тайфуна» перед самым отходом китобойца: его уложил на больничную койку флегмонозный аппендицит.
Над койкой висел его портрет. Косая сажень в плечах, льняные волосы, приветливые, широко открытые глаза и кипенно–белые зубы — таков Ларсен, настоящий викинг.
Открыв иллюминатор — каюта, как видно, не проветривалась со времени ухода хозяина в больницу, — я пытался уснуть, но глаза не смыкались.
В час ночи, заслышав шум машины, я вскочил с койки и вышел на палубу. «Тайфун» уже снялся со швартов и направлялся в море. Медленно уплывала земля. Сначала скрылись Три брата — три мрачные скалы. Потом мыс Поворотный.
Свежий океанский ветерок, звезды над головой, мерный шум машин и всплески воды за бортом располагали к мечтательности. Какие только мысли не приходили в голову! Где только не побывал я за тот час, пока прохаживался по переходному мостику, который соединяет среднюю часть корабля с площадкой, где стоит гарпунная пушка! О чем только не думал! Но все мысли сходились к капитану Кирибееву. Что он за человек? Почему не как все появился на «Анадыре»? Почему запойно пил от Приморска до Камчатки?
Задавая себе эти вопросы, я понимал, что не сразу найду на них ответы. Я на «Тайфуне» всего лишь несколько часов, а много ли можно узнать за это время?