А петух и в самом деле смахивал сейчас на мокрую курицу. От страха. И всё же он перед стройным строгим Часовым попробовал подтянуться, стыдливо пролепетал:
- Нет, нет… Я петух. Я могу даже спеть «ку-ка-ре-ку».
- Ну, если «кукареку», тогда верю! Тогда можете ехать дальше.
Часовой обернулся к Проводнику и добавил:
- Я думаю, тех, кто гостил у Мастера Кашки, диверсантами считать нельзя!
- Я тоже так думаю, - сказал Проводник, и они оба направились к выходу. А, закрывая за собой дверь, Часовой состроил такую потешную рожицу, что мы оба хихикнули, и страх с нас как рукой сняло! Мы поняли, что опасности позади, что мы почти уже дома.
Мы подбежали к окну и с тех пор не отходили от него до конца путешествия.
Теперь уже не Серебряный Меридиан, а стальные, крепкие рельсы мчали нас сквозь даль, сквозь пространство.
На каждой остановке мы опускали оконную раму. Мы старались высунуться как можно дальше, увидеть как можно больше. Глядеть было на что!
На одной станции нам показалось, что вагон вкатился в огромный яблоневый сад. Яблоки - жёлтые и красные, золотистые с румянцем и без румянца, большие, тяжёлые, средние и даже величиной с клюквинку - виднелись повсюду.
Они свисали с веток вдоль железнодорожного полотна.
Они грудились в окнах магазинчиков.
Они лежали в корзинах и на лотках.
Они алели прямо на земле.
А рядом ходили весёлые люди и, странное дело, не обращали на это чудо никакого внимания! Будто это не яблоки, а всего-навсего картошка.
От яблочного духа у меня закружилась голова, а петух сказал:
- Мы, наверное, попали в государство Яблочко!
- Никакое не Яблочко! Это начинается Страна Нашего Детства! Подожди, хорошего увидишь ещё немало!
И правда, сады вскоре кончились, а за окном побежали, развернулись на все стороны пшеничные поля. Вернее, это было одно огромное поле, такое широкое, что заблудиться в нём среди колосьев и васильков было куда проще, чем в густых лесах Самой Жаркой Страны. И ветер оттуда летел знойный, и пахло теперь не яблоками, а тёплой землёй и хлебными зёрнышками.
Потом навстречу поезду раскрылись зелёные холмы, тенистые перелески, светлые луга, быстрые речки, и на холмах, на речных берегах - большие и маленькие деревеньки да посёлки. И оттуда махали нам такие же, как я, мальчишки, махали девчонки, но самое главное: над печными трубами, над крышами домов там везде красовались деревянные, жестяные и даже, может быть, позолоченные петушки!
А возле домашних крылечек разгуливали вместе с рыжими, белыми, пёстрыми курами петухи самые живые-раз-живые! Они запрокидывали головы и кукарекали, горланили так, что нам их голоса было слышно даже сквозь грохот вагонных колёс.
И тут Коко вскричал, а я подхватил:
- Вот она! Вот она, долгожданная Страна Нашего Детства!
А в это время и поезд замедлил свой ход. Он встал на минуту около тихого, на лесной опушке, вокзальчика. У того знакомого мне вокзальчика, от которого начиналась тропинка к избушке нашей бабушки.
Проводник подсобил нам вытащить из вагона сундук, махнул нам зелёным флажком - и мы оказались среди душистых трав и высоких светлых сосен. И не будь рядом сундука, мы бы и сами себе не поверили, что вернулись из дальнего путешествия.
Над лесом недавно прошёл дождь. Впереди играла разноцветная радуга. На тропинке дымились тёплые лужицы. Я прошлёпал босиком по одной, потом по другой и сказал:
- Чудесно!
Петух склюнул с листа подорожника прозрачную каплю и ответил:
- Замечательно!
Я швырнул сосновой шишкой в радугу и сказал:
- Распрекрасно!
Петух нацелился на большую стрекозу и ответил:
- Куда лучше!
Вдруг развёл широко крыльями и очень, очень серьёзно попросил:
- Слушай! Не называй меня больше Коко, зови меня просто Петькой! Так будет хорошо совсем!
- Конечно! - сказал я, поскакал на одной ножке и запел:
А Петька подхватил: