У Алана вновь закружилась голова.
– Послушайте, к чему эта комедия? Вы заполучили меня, но должны ли вы представлять вашего арестованного в цепях, словно пленника во время римского триумфа?
– Да, должен! – резко ответил Фуше. – Я обещал императору, что этим утром ему представлю капитана Перережь-Горло. Думаю, его величество будет удивлен, узнав, кто в действительности пытался разрушить его Великую армию.
– Нет! – воскликнул Алан. – Будь я проклят, если подчинюсь этому! Я виновен в шпионаже и никогда этого не отрицал. Но я не капитан Перережь-Горло, и вам это отлично известно! Если вы думаете, что вам удастся пустить императору пыль в глаза, изящно выставив меня жертвой вашей проницательности…
Министр полиции смотрел прямо на него.
– Откуда вы знаете, что я намерен делать? – спросил он. Конечно, Фуше не прокричал эти слова – с его слабым горлом он не был способен прокричать что бы то ни было. И все же, когда он выпрямился, устремив на Алана леденящий кровь взгляд широко открытых глаз, эффект был именно такой.
Игра не была окончена. Что-то еще – разумеется, не худшее, чем уже случилось, потому что это было попросту невозможно, – пряталось в темном углу, готовое внезапно обрушиться из засады. Министр полиции явно располагал еще одним тузом в рукаве.
Ветер трепал его поношенную одежду и помятую шляпу. Словно впервые осознав, что они стоят на сквозняке (возможно, так оно и было), Фуше повернулся и притронулся к руке Иды.
– Вы, дорогая мадам, пойдете с нами.
– Я? – изумленно воскликнула Ида. – В павильон?
– Право, мадам, не в первый раз особа вашего пола тайно посещает павильон. А ваша внезапная девичья скромность как-то плохо сочетается с вашим капором. Будьте любезны составить мне компанию!
Он увлек ее в сторону открытого пространства. Ошеломленный Алан мог только последовать за ними.
– Но павильон закрыт! – протестовала Ида. – Император на параде! Слышите музыку? Эти смотры длятся часами!
– Дорогая мадам, поимка капитана Перережь-Горло и прекращение угрозы всей армии – дело такой важности, что императору пришлось бы оставить даже поле битвы. Он обещал передать командование окончанием парада своему другу маршалу Бертье[67]. Вы, кажется, наслаждаетесь, присутствуя при конфликтах?
– Конфликтах?
– Жажда битвы, – снисходительно улыбнулся Фуше, – постоянно обуревает вас, не так ли? Ну тогда радуйтесь! Очень скоро, мадам, я обещаю вам продемонстрировать такой конфликт, какой вам не часто доводилось видеть! А, вот мы и пришли!
Они вышли на открытое пространство и свернули к распахнутым воротам в ограде павильона. У ограды стоял высокий деревянный столб, к которому была привязана лошадь с простым седлом. За воротами беседовал с часовым скромный на вид человек в добротном темном костюме с белыми кружевными манжетами.
– Месье, – обратился он к министру полиции с обеспокоенным выражением лица, – у меня есть приказ императора впустить вас внутрь, где к вам вскоре присоединится его величество. Но в павильоне некому вас принять, даже оконные занавески не успели отодвинуть, и…
– Мой дорогой месье де Менваль[68], – любезно ответил Фуше, – пусть это вас не волнует. Мы не хотим привлекать никакого внимания, а тем более собирать здесь толпу. Пусть занавесы останутся задвинутыми. В доме есть свет?
– Да, я оставил зажженный канделябр в фойе. Но мне нужно скакать на парад. – Менваль кивнул в сторону привязанной лошади. – Где его величество сможет найти вас?
– Думаю, комната Совета подойдет лучше всего. Я имею честь, месье, представить вам мадам Иду де Сент-Эльм и месье виконта де Бержерака.
– Очень рад! Но, месье, что здесь происходит?
Фуше повернулся к Иде и Алану.
– Прошу вас, – пригласил он.
Часовой отдал честь. Когда они шли по усыпанной гравием дорожке к двери в длинной стене павильона мимо ограды и походной кухни, Алан успел заметить только маленький декоративный пруд, в котором плавали два черных лебедя. Они вошли внутрь, и Фуше закрыл за ними дверь.
Воздух в большом фойе, освещенном только стоящим на столе канделябром с пятью свечами, был удушливым и спертым. Фуше гулкими шагами двинулся к двери в комнату, откуда, если отодвинуть оконные занавески, открывался вид на море с виднеющимися вдали скалами Дувра.
– Менваль, – объяснил министр полиции, закрывая за ними дверь комнаты, – личный секретарь императора, в отличие от его служебного секретаря, генерала Дюрока. Он очень скромен, но нам не нужно его присутствие.
Ни Ида, ни Алан не обратили внимания на его слова. Они находились в орлином гнезде императора.
В просторной комнате с высоким потолком, которую пламя свечей словно уменьшало в размерах, явственно ощущалось присутствие императора, как будто он уже вернулся с парада.
На стенах, оклеенных серебристо-серыми обоями, не висело ничего, кроме карты английских и французских портов на обоих берегах Ла-Манша. Зато потолок был расписан весьма оригинально: на фоне лазурного неба орел в облаках из настоящего листового золота изображал императора, чья звезда предписывала ему обрушить громы и молнии на Англию.
Фуше направился к столу, покрытому зеленым сукном. Помимо стоящего около него просторного стула в чехле из зеленого сафьяна, в комнате не было больше никакой мебели.
– Наконец-то, – заговорил министр полиции, поставив на стол канделябр и положив рядом с ним цилиндр, – я могу выполнить данное себе обещание – позволить себе роскошь говорить свободно и прямо.
Ида со все большим беспокойством оглядывала комнату, словно от нее исходила угроза.
– Но о чем, – осведомилась она, – вы собираетесь говорить свободно и прямо? Даже если змея и может испытывать подобное желание?
– Змея в самом деле его испытывает. – Придвинув стул к овальному столу, Фуше встал у его края и поглядел на Алана. – Во многом, сказанном вами недавно относительно намерения предать вас суду в качестве капитана Перережь-Горло…
– Вы хотите уверить меня, что я был не прав?
– Вовсе нет. Вы были правы. Но не думаю, – продолжал Фуше, потирая ладони с сухим хрустом, – чтобы вы осознавали, насколько сильны были улики против вас. Вы англичанин, то есть наилучший кандидат на эту роль. Так как мои агенты безуспешно разыскивали вас с 13 по 19 августа, то вы не смогли бы доказать даже самому справедливому суду, что не находились в это время в Булони, закалывая часовых.
– Благодарю вас, я это отлично понимаю!
– Неужели? – усомнился Фуше. – В качестве образцов я дал вам один из кинжалов и одну из записок капитана Перережь-Горло. Они не имели никакого значения, как и пропуск, которым мне пришлось вас снабдить. Но эти предметы должны были скрыть еще один, который я также вручил вам.
– Если вы имеете в виду…
– Я имею в виду подробную карту лагеря. Будучи британским агентом, вы должны были попытаться воспользоваться ею и наверняка никому ее не показали. Если бы ее нашли в вашем кармане, что и входило в мои намерения, то это лишило бы вас последней надежды. Возможно, она и теперь у вас в кармане…
– Тут вы не правы! – заявил Алан. – Неужели я такой простофиля, что не заподозрил трюк с этой картой? Я изобрел предлог и показал ее Мерсье, чтобы он сразу же забрал ее у меня. Когда я вернул карту назад, так как она была мне необходима, я уничтожил ее, как только запомнил. Вы поймали вашу мышь. Но зачем вам продлевать ее мучения? Я знаю, что не смогу парировать каждый ваш удар. Ну и пускай! Если вы только примете мои уверения, что Мадлен ни в чем не виновна, зовите вашу стражу и расстреливайте меня, покуда я окончательно не вышел из себя!
Министр полиции поднял рыжие брови.
– А кто вам сказал, – осведомился он, – что вас вообще собираются казнить?
Удивленный вздох Иды, отшатнувшейся от стола, остался не услышанным Аланом. Он интересовался, какая игра в кошки-мышки затевалась теперь, видя, что Фуше говорит вполне серьезно, и в то же время не веря ему.
67
Бертье Луи Александр, принц Нефшательский, герцог Валанженский, принц Ваграмский (1753-1815) – французский военный деятель, участник революционных и Наполеоновских войн, маршал и вице-коннстабль Франции, в 1799-1807 гг. военный министр.
68
Менваль Клод Франсуа, барон де (1778-1850) – секретарь Жозефа Бонапарта, затем Наполеона.