— Сми-ирно!.. Товарищ капитан, за дежурного дневальный по третьей роте красноармеец Гордеев.
Красноармейцев в помещения роты почти нет. Они на химических занятиях. Только повредивший ногу Аврущенко пишет в углу письмо да мирно спит сменившийся дневальный.
Гордеев мог только представиться капитану, не отдавая никаких команд. Но так оно выходит торжественнее. И потом Гордеев хочет как-то выразить свое особое уважение командиру батальона.
Все в батальоне знают, что Гордеев — подшефный напитана. Почему капитан Соколин из всего батальона отметил наименее дисциплинированного бойца, неизвестно никому. Командир роты старший лейтенант Меньшиков считает это даже несколько предосудительным.
С первого же дня прихода в роту Гордеев «отличился». Он отказался вечером сложить одежду по-уставному и нагрубил отделкому Дроздюку. Да и к лейтенанту он не испытывает должного уважения. Не будь капитала Соколина, пришлось бы уже Гордееву отведать губы[1]. Но странное дело: после первого же разговора с Гордеевым командир батальона почувствовал к нему необъяснимую симпатию. Он часто вызывает его к себе, да и у Меньшикова, что ни день, справляется о его успехах.
Красноармеец Гордеев — из беспризорных. В колонии, где он жил последние два года до армии, Гордеев работал хлебопеком.
Говорят, что в ранней юности своей беспризорничал и Соколин. Но об этом точно никто не знает.
Командир батальона крепко пожимает руку дежурному. Гордеев смотрит на него немного виновато. Соколин сразу замечает это. Опять, видно, набедокурил.
Капитан вспоминает, как однажды в выходной день он пришел в третью роту. В роте, как и сейчас, никого не было. Часть красноармейцев была отпущена в город. Другие слушали концерт в полковой клубе.
У стола примостился Гордеев. Перед ним на столе лежала разобранная винтовка. Гимнастерка его была залита маслом и щелочью. Он задумчиво перетирал масленой тряпкой затвор и напевал вполголоса:
Капитан Соколин остановился на пороге.
Капитан Соколин остановился на пороге…
Гордеев, думая, что он один, пел все громче и громче:
Комбат подошел совсем близко. Сколько раз он сам пел эту песню в степях, над рекою, над Доном!
Красноармеец испуганно вскочил. Затвор рассыпался. Гордеев изумленно посмотрел на капитана: ему не верилось, что это командир батальона поет далекую, малоизвестную песню донских беспризорников.
…Из канцелярии доносится голос старшего лейтенанта Меньшикова. Капитан проходит туда. Сегодня на душе у него неспокойно. Он даже не может понять причины. Перелет совеем пустяковый. Сколько раз Галя улетала в более сложные экспедиции…
— Товарищ капитан, разрешите доложить, — говорит Меньшиков — красноармеец Гордеев просит разрешения отбыть в десятидневный отпуск. Цель сообщить отказывается. Отпуск я запретил.
— Правильно, — говорит комбат. — Зачем докладываете?
— Товарищ капитан, у красноармейца Гордеева наблюдается неподчинение приказаниям. Я вынужден применить дисциплинарное взыскание.
Ничего не ответив лейтенанту, комбат идет к пирамиде.
— Товарищ Гордеев, — говорит он дневальному, — осмотрим оружие…
Он молча вынимает затворы и глядит каналы стволов на свет. Гордеев так же молча записывает его замечания. Оружие меньшиковской роты не нравится комбату. Пыль, чересчур густая смазка, а кое-где сыпь ржавчины.
Капитан Соколин хмурится.
Только одна винтовка безукоризненна. Канал ствола блестит. Ни пылинки в нарезах. Винтовку чистили с любовью.
— Чья? — спрашивает он Гордеева.
Гордеев смущается. И Соколин понимает, что это его винтовка.
— Зачем вы просите отпуск? — спрашивает комбат.
Гордеев мнется. Улыбка гаснет на его широком лице.
— Нужно, товарищ капитан.
— Зачем?
— Не могу сказать.
— Вы забываете, что вы в армии, товарищ Гордеев.
— Не пустите?
— Товарищ, Гордеев, вы забываете, как нужно говорить с капитаном.
— Товарищ капитан!..
— Отставить разговоры!
Гордеев зло смотрит на капитана.
Комбат уходит в канцелярию. (…Кажется, ветер усиливается. Хорошо, если они уже долетели).
