— Ты теперь, хозяин, — большая английская шишка.
— Да уж не малая, — ухмыльнулся Жан. — Капитан по особым поручениям Роберт Смит к вашим услугам.
— Главное чин совпал, — хихикнул Фанфан.
— Ну, с таким пропуском мы куда угодно пройдём, — удовлетворённо сказал Жан, а затем добавил: — Да тут и железнодорожный билет лежит. На сегодняшнее утро; купе до Блюмфонтейна.
— Поедем как короли! — воскликнул Фанфан, но тут же осёкся: — А у меня же билета нет.
— Ничего, куплю тебе в кассе. Тем более деньги имеются. О, воскликнул он, — целых 500 фунтов! Да мы с тобой, Фанфан, богачи! Жан, пересчитав деньги, сложил их обратно в портмоне вместе с удостоверением и пачкой визитных карточек Роберта Смита. — Нам нужно дождаться рассвета, — сказал Жан, — а он уже не за горами, — и усмехнулся про себя пришедшей мысли: здесь солнце на рассвете как раз и поднимается из-за гор. И правда: беглецы находились в своём убежище всего-то пару часов, когда тьма стала постепенно таять. Одна за другой погасли звёзды. Верхушки недалёких гор окрасились в красно-оранжевый отблеск, который с каждой минутой всё разрастался, пока не превратился в яркую раскалённую дугу. Солнце выглянуло из-за Столового хребта и озарило своими ещё не жаркими лучами приморский город. Жан Грандье очнулся от полудрёмы, сморившей его после ночных приключений. Фанфан сладко спал рядом, свернувшись по-детски калачиком. "Всё-таки он совсем мальчишка", — подумал Жан, глядя на своего друга и ординарца. Вдвоём они уже испытали много невзгод. Сколько их ещё будет впереди? Сумеют ли они остаться в живых и вернуться на Родину? В душе, признаться, Жан давно уже соскучился по Франции за почти полтора года пребывания в Южной Африке. Но чувство солидарности и глубокого сочувствия к борьбе за свободу и независимость маленького смелого народа не позволяло ему смалодушничать и уклониться от своей помощи в этом благородном деле. И пора было подниматься и идти на вокзал, чтобы снова вступить в рискованный, полный опасностей круговорот смертельных схваток с захватчиками. Жан растолкал Фанфана. Тот зевнул, открыл глаза и сладко, по-детски, потянулся.
— Ба, да уже светло! — произнёс он снова в своём стиле. — Пора отчаливать, — и вскочил в полный рост, позабыв, что находится внутри зарослей кустарника. Ветки хлестнули его по лицу. И от этого удара Фанфан, видно, окончательно проснулся. Они быстро привели себя в порядок. Жан Грандье осмотрел своё лицо в маленькое зеркальце, оказавшееся в нагрудном кармане английского мундира, и остался вполне доволен своей внешностью. Из зеркала на него глядел голубоглазый блондин, выглядевший старше своих восемнадцати лет. Единственно, что смущало Жана — это слегка заметная щетина, пробивавшаяся по низу подбородка. Бриться он ещё не начал, но процесс превращения юноши в мужчину оказался неукротимым. Его так же подчёркивал светлый пушок над верхней губой, почти уже превратившийся в усики. "Ну, что же, — подумал Жан, — так я выгляжу ещё старше. Сойду за английского капитана". Друзья выбрались из кустов и не спеша направились по тропинке, идущей вдоль железной дороги в сторону Кейптаунского вокзала. На голове у Жана Грандье красовалась широкополая фетровая шляпа с загнутым бортом. Фанфан был простоволос, и мундир смотрителя тюрьмы сидел на нём, откровенно говоря, как на пугале. Это могло вызвать подозрение какого-нибудь опытного сыщика, которые шныряли на вокзалах в поисках вражеских лазутчиков. Тем более у Фанфана не было никаких документов, и Жан надеялся только на своё "прикрытие". И всё же риск снова попасть в руки англичан оставался огромным. Но Сорви-голова надеялся на удачу. И на этот раз она сопутствовала ему.
Вокзал к этому раннему часу уже наполнился, в основном военными. В Африке принято, особенно летом, вставать очень рано, даже до рассвета, пока жаркое солнце не опрокинуло на землю свой испепеляющий зной. И в толпе солдат и офицеров, снующих взад и вперёд по обширной вокзальной территории, двое наших беглецов быстро растворились. Цвет "хаки" и здесь сыграл маскирующую роль. Они наскоро, но довольно сытно позавтракали в вокзальном ресторанном буфете, прихватив с собой на дорогу кое-какие съестные запасы, загрузив их в купленную неподалёку в лавке корзину. Затем Жан по своим документам купил в кассе билет для Фанфана на поезд Кейптаун-Блюмфонтейн. Состав был, естественно, военный и места продавались только по спецпропускам. Жан опять сильно рисковал, практически продублировав уже приобретённый Робертом Смитом билет. Но несколько лишних банкнот с изображением св. Георгия разбили кассовую "оборону". "Кавалерия" всадников на конях снова одержала полную победу. До отхода поезда оставалось ещё около часа, и наши друзья решили уйти подальше от посторонних глаз и поближе к составу, чтобы не разыскивать его в последние минуты перед отправлением. Они вышли на перрон, и не спеша, словно прогуливаясь, двинулись вдоль путей, на которых уже на парах стоял состав из пяти вагонов, обитых металлическими листами, окрашенными в цвет "хаки". Сам паровоз был тоже забронирован. Торчала только верхушка трубы, периодически выпускающая в голубое утреннее небо порции чёрного угольного дыма. Очевидно, это был тот самый поезд, на котором беглецам, возможно, удастся приблизиться к театру военных действий. Как они станут продвигаться дальше от Блюмфонтейна до Драконовых гор на востоке Трансвааля, где по слухам расположились главные силы буров под предводительством генерала Бота? Об этом Жан Грандье пока не задумывался. Главное, сесть беспрепятственно в поезд и проехать почти 900 километров. К вагонам стали постепенно подтягиваться пассажиры. В основном, это были офицеры с денщиками. Поезд был элитный — офицерский. Но вот строем приблизилась солдатская полурота. Она разделилась на две равные части и, возглавляемая сержантами, стала в полном боевом порядке грузиться в передний и задний вагоны. В головной даже затащили зачехлённый пулемёт. Пора было идти на посадку и двум нашим беглецам. Они быстро отыскали свой вагон, который находился как раз в середине состава. К вагонным дверям стояла небольшая офицерская очередь. Жан Грандье и Фанфан встали в хвост. И тут Жан почувствовал, что на него кто-то смотрит. Это было одно из тех необъяснимых, но очень ощутимых чувств, вызванных, должно быть, подсознанием, когда чей-нибудь пристальный взгляд в спину передаётся всему телу, всему организму. Смотрящего не видно, но глаза его "жгут спину". Жану очень хотелось обернуться, но он из последних сил сдерживал своё желание. Кто-то узнал их. Кто-то следил за ними. Сейчас их, наверное, схватят. До двери вагона оставалось всего две офицерские спины. А может, их уже ждут в тамбуре? Бежать? Тогда уж точно привлечёшь к себе внимание, и тогда их схватят наверняка. Усилием воли капитан Сорви-голова подавил волнение, переходящее в страх, и почти спокойно предъявил документы и билеты офицеру железнодорожной охраны, стоящему перед вагонными дверями. Офицер прочитал удостоверение и почтительно приложил пальцы к своей каске.
— Счастливого пути, господин капитан! — проговорил он. Жан кивнул головой и, пропустив вперёд Фанфана с корзиной, поднялся в прохладный тёмный тамбур, а оттуда беспрепятственно в коридор. Их купе тоже находилось в середине вагона. Но Жан не пошёл туда, жестом руки удержав Фанфана. Очень хотелось узнать, кто смотрел ему в спину на перроне. Окна в вагонном коридоре были раскрыты настежь. Прохладный утренний ветерок гулял по коридору. Жан остановился возле ближайшего распахнутого окна и взглянул на перрон. Он сразу увидел того, кто глядел на него. Тот и сейчас пристально вглядывался в окна вагона, словно убеждаясь в своей догадке. Это был молодой человек с небольшой светлой бородкой на добродушном лице. Голову его украшала широкополая шляпа, а одеждой служил лёгкий охотничий костюм. Взглянув в большие сине-зелёные глаза, Жан Грандье сразу его узнал. И видно по всему и Жана узнал его друг и зять Леон Фортен. Он бросился к поезду. Паровоз засвистел и тронул состав с места.