Выслушав старика, Репьев внимательно осмотрел комнату. Склонившись над грязным полом, он незаметно для дворника наскреб на осколок стекла сгустившуюся кровь, накрыл другим осколком и положил в карман тужурки. Прихватил он и несколько валявшихся на полу черепков.
Приведенная чекистами овчарка следа не взяла: пол был посыпан каким-то едким порошком…
В часовой мастерской на Дерибасовской сообщили, что Борисов, по-видимому, заболел: второй день не является на работу.
На следующее утро в «Черноморской коммуне» была напечатана заметка об убийстве и ограблении бандой Яшки Лимончика часовщика Борисова, проживавшего на Привозе. Заметка заканчивалась фразой: «По слухам, гражданин Борисов хранил дома золото и драгоценности…»
6
Двое суток подряд Орехов не находил себе места. Спать он совсем не мог. Каждый стук, каждый шорох на лестнице заставляли его вскакивать с постели, бросали в холодный пот: а вдруг это Чека?…
Из-за него и жена не могла спать. Она тоже прислушивалась ко всему, тоже дрожала от страха, шептала молитвы. Почему он не внял ее просьбам, почему они всей семьей не уехали с Деникиным? Ведь предлагали же им, жили бы себе сейчас спокойно в Париже!…,
- Не вой, Христа ради, не вой, - зло шипел Орехов.
Жена многого не знала. «Жили бы в Париже…» Он обманул ее тогда, сказав, будто ему предлагали уехать во Францию. Никто не предлагал. Наоборот, ему запретили об этом и думать. Он просил, умолял, чуть ли не плакал, а Чириков накричал на него, как на мальчишку.
«Вы останетесь в России. Союзники не бросят вас, они больше, чем вы и я, заинтересованы в России», - говорил Чириков.
Однако же бросили! Этот Карпухин-Борисов (чёрт его знает, как его настоящее имя!) обещал, что на другой вечер после совещания даст о себе знать. И ни слуху ни духу!… Верь англичанам после этого.
- Глебушка, что же будет? Они расстреляют нас, - шептала жена.
- Ах, успокойся ты, ради бога, успокойся. Зачем ты им нужна? Если возьмут - так меня…
И он в десятый раз начинал объяснять, как жена должна вести себя, если за ним придут чекисты. В доме ничего подозрительного нет, ни одной бумажки. Никакого Чирикова она в глаза не видала. Она, бывшая учительница, вышла за слесаря Орехова из-за нужды. Она не любила его, было голодно, и вышла за него, вот и всё…
Опять стукнула дверь. Кто-то идет по лестнице. Слава тебе боже! Выше прошли, на четвертый этаж…
Нет, пытка эта просто непереносима!… Орехов поворачивается к жене. Перестанет ли она плакать? Вдруг придут, а у нее глаза опухшие. Почему, спрашивается? Почему нервничает ни в чём не повинный человек? Надо держать себя в руках. Кстати, он чуть было не забыл сказать ей. Надо завтра же утром, да, завтра же, чуть свет, незаметно выбросить, чтоб никто не видел, американское какао, и масло, и муку. Всё до крошки.
Утром, идя на работу, Орехов увидел на витрине в газете заметку об убийстве и ограблении часовщика Борисова.
Не может быть?! Он еще раз перечитал заметку м даже улыбнулся от радости: Карпухин-Борисов держал его в тисках, каждый шаг, каждый поступок диктовался этим англичанином, в руках которого были сосредоточены и власть, и деньги, и все тайные связи. Когда находился на свободе Чириков, Орехов был всё-таки в стороне, оп только догадывался, что эсеровская организация находится в зависимости от иностранных разведок - от пана Пилсудского, от англичан и французов, но после провала Чирикова вся организация повисла на волоске, аресты следовали за арестами. И не появись этот друг Сиднея Рейли американец Уайт, им не удалось бы наладить новых связей и продолжать борьбу с большевиками Карпухин-Борисов всё взял в свои руки и наполовину избавил Орехова от забот. Сам Борис Савинков рекомендовал «работать с англичанами в тесном контакте». Что же делать сейчас? Начинать всё сначала? Или всё бросить, попытаться уехать из Одессы, пока не поздно? Карпухин-Борисов унес в могилу тайну Орехова, мертвые не говорят, и никто теперь не узнает о том, что Орехов был когда-то Петрюком, агентом царской охранки.
Да, надо уехать, уехать как можно скорее, куда-нибудь на Урал, в Сибирь, а оттуда, может быть удастся пробраться в Дальневосточную республику, а там и Китай рядом. Здесь оставаться опасно и бессмысленно. У эсеров нет опоры в народе… Остается лишь то, что требует Савинков, что требовал часовщик: поджигать, отравлять скот, убивать… Как боролся этот старик, смотритель маяка!… Как они борются!… У Орехова до сих пор болит правый бок и расцарапанная шея - старик был цепкий… И всё ведь зря - «Волга» не затонула. Орехов успел отплыть на лодке каких-нибудь триста метров - и опять завыла сирена…