Что же делать?… Вчера Орехов встретился на тайной квартире с мистером Уайтом, просил помочь бежать из Одессы, а Уайт даже не подал руки и высокомерно сказал, что солдаты не имеют права покидать окопы без приказа. Ему легко это говорить - он американец, его не арестуют. «Вы должны сообщать мне все сведения, которые сообщали гражданину Борисову», - сказал мистер Уайт.
А в порту только и разговоров, что о происшествии на маяке. Орехов вместе со всеми рабочими проклинал убийц. На митинге они приняли резолюцию, призывающую к революционной бдительности.
- Мы, как клопов, будем давить контрреволюционеров и саботажников! - воскликнул Орехов. Он тоже держал речь.
- А что это у тебя с шеей? - спросил один из слесарей.
- Чирий вскочил, - объяснил Орехов, поправляя бинт.
- Дрожжи пей, - посоветовал слесарь.
«Не заметил царапин», - обрадовался Орехов. И в свою очередь спросил:
- А что с Поповой?
Неожиданная болезнь Кати заставила его насторожиться.
- Оказывают, будто она вовсе не больна, - доверительно ответил сосед. - Говорят, будто ее тоже на маяке стукнули. Чуть душу богу не отдала.
- На маяке?… Да не может быть!… Как же она туда попала?
- А это ты в Губчека спроси…
Орехов не мог дождаться, когда кончится рабочий день. Надо повидать сегодня ночью Яшку Лимончика. Обсудить вместе создавшееся положение. Разгром неминуем, а Яшка обмолвился недавно, что ему осточертело в Одессе. Верно, часовщик предупредил, что им не надо встречаться дня четыре, но сейчас часовщика нет… Чёрт возьми, не Яшка ли, в самом деле, убил его? В ту ночь он глядел на него волком…
Спрятав инструменты, тщательно, как всегда, вымыв руки, Орехов распрощался с бригадой и пошел домой.
Тревожные думы не оставляли до самой Арнаутской. Ничего не попишешь: впрягся в телегу, так вези ее, пока не угодишь в яму! Надо уехать, бежать, бежать, куда глаза глядят…
У дома Орехов оглянулся - не следит ли кто за ним? - растворил тяжелую дверь, вошел в парадное, и тотчас его с обеих сторон крепко схватили за руки: «Вы арестованы, гражданин Орехов!…»
А через полчаса он был уже в Губчека, в кабинете Никитина.
Так вот каков этот беспощадный председатель Чека! Он не сказал еще ни одного слова и, попыхивая махоркой, читал протокол предварительного допроса.
Сначала Орехова допрашивал какой-то молокосос. Маскируя страх шумным негодованием, Орехов заявил ему: «Я протестую против беззакония: кто вам дал право арестовывать меня и предъявлять мне нелепые обвинения? Я рабочий и не позволю над собой издеваться…»
С Никитиным, видимо, разговор будет серьезнее. Но и это не страшно. Неопровержимых улик у них нет. Her, наверно, и серьезных оснований для подозрений. Не могут же они знать о последней встрече у часовщика! Орехов успокоил себя этим соображением и решил держаться твердо.
А чекист взял со стола газету и протянул ее.
- Вы, конечно, читали эту заметку о мнимом убийстве часовщика Борисова?… Вот здесь, на четвертой странице, - указал Никитин пальцем. - Обрадовались?… Должен вас огорчить: нам известно, что никто этого часового мастера не убивал. Всё это не больше чем инсценировка, своеобразный ход конем. Тут написано про кровь на полу, про разгром в комнате, но анализ показал: кровь эта не человеческая - псиная, а посуду били не с размаху, как бывает в драке, а разложили на полу и осторожненько, чтобы не было шума, давили ногой.
Орехов провел языком по пересохшим губам. «Неужели они знают, что я там был?» Снова холодком пробежал по спине страх.
- Придумано это всё, - продолжал Никитин, - с той целью, чтобы установить алиби мнимого часовщика.
- А что это такое «алиби»? - прикинувшись непонимающим, перебил Орехов.
- Чтобы установить его алиби и доказать следственным органам, что якобы он не был связан с Лимончиком, - не обращая внимания на вопрос, закончил мысль Никитин.
- Я тут с какого боку-припеку?
- Всё это имело бы смысл, не попадись Яшка Лимончик к нам на Маразлиевскую и не расскажи… - Никитин резко оборвал фразу и, чиркая зажигалкой, искоса поглядел на эсера, почувствовавшего, как кровь отливает от лица. -…и не расскажи Лимончик про ваше совещание и про то, что вы согласились заняться маяком… Кстати, вы все свои жертвы душите, надевая перчатки, или это был, так сказать, первый опыт?