Амундсен, лейтенант Хансен и Антон Лунд готовили «Йоа» к плаванию. недаром Руал служил матросом на заплатанных промысловых шхунах. Он перенял у седоусых неспешных стариков хитрые тонкости моряцкого ремесла, богатый мореходный опыт. Он целые дни проводил на «Йоа», попыхивая трубкой и щуря глаза, придирчиво осматривал яхту, указывал, где и что надобно исправить, сам брал молоток и деревянную шпаклю.
Нетерпение моряков росло. Капитан часто поглядывал на море, все еще покрытое плотными льдами.
Он несколько раз гостил у шкиперов-китобоев, зимовавших на острове Гершеля. Шкиперы радушно принимали норвежца, давали ему карты, более подробные и тщательные, нежели те, что были в распоряжении капитана «Йоа». Среди зимовщиков Амундсен присмотрел двух матросов и договорился с ними, что они перейдут на яхту и вместе с ветеранами закончат поход.
В июле льды вскрылись. Все собрались на борту. Затарахтел мотор. Выбрали якорь. «Йоа» вздрогнула и, уловив ритм моря, вольготно закачалась на волне. Амундсен — у штурвала, Педер Риствед — у мотора. Остальные машут шапками: прощай, Стен, прощайте, Джимми и Каппа, прощай, Кингс-Пойнт!
Медленно, трехузловым ходом, идет «Йоа». Высоко на берегу маячит могильный крест. Медленно приспускается флаг: прощай, Вик, прощай, товарищ!..
Флаг взлетает над мачтой: вперед, «Йоа»!
Но льды долго еще держали судно в узеньком проливе, отделяющем остров Гершеля от материка, там, где в 826 году шнырял на шлюпке Джон Франклин. И только в августе осторожный Амундсен оставил остров Гершеля.
Он держал близ берега: лед там был менее плотным. Впрочем, ледяные массы нет-нет да и старались прижать «Йоа» к скалистой береговой грани, точно делали еще одну попытку отстоять Северо-Западный проход.
И это было не все. Когда «Йоа» подходила к мысу Барроу, к тем самым водам, которые больше шестидесяти лет назад резали байдары русского моряка Кошеварова, винт сильно ударил о льдину. Взметнулся сноп сверкающих осколков, и мотор сник. Все бросились на корму, но ничего не могли разглядеть. Разъяснил ситуацию Риствед, высунувший голову из люка и печально возвестивший, что его обязанности окончены: от удара винта о льдину вал погнулся и машина вышла из строя. Амундсен решил идти под одними парусами.
Однако так шли недолго: ночью бурный ветер, налетевший с просторов Северного Ледовитого океана, переломил гафель[25]. Амундсен сцепил зубы, лейтенант Хансен тотчас начал соображать, что делать с гафелем, Антон Лунд, крякнув, выразился весьма недвусмысленно.
«Йоа» оказалась и без мотора и без гафеля. И это в то время, когда противные ветры и норд-остовое течение мешали ей огибать мыс Барроу. О ремонте вала не могло быть и речи; можно было лишь скрепить гафель. Этим и занялись на «Йоа», невзирая на ветер и потемки.
Только починили гафель — натолкнулись на льды. Аврал, ребята! Моряки вооружились баграми. Как некогда матросы «Благонамеренного» и «Открытия», весь экипаж амунсеновского судна грудью налег на багры. Железные крючки багров чиркнули и впились в ледяные глыбы. Навались, еще навались! Сопротивляясь, будто живые, льдины нехотя отходили от бортов «Йоа», и маленькая яхта проскальзывала меж них. Навались, еще навались! Грудью, сжимая багор до боли в суставах. Еще немного!..
И вот — о счастье, о радость! Мыс Барроу — за кормой, а впереди — чистое, без льдов Чукотское море. И, не сговариваясь, без знаков, без призыва, от души и сердца — восторженный, ликующий, продолжительный, торжествующий, победный крик. А вокруг мачты, мачты, паруса китобойных судов. Успевай только различать: транспорт «Харольд Доллар», судно «Дэчесс оф Бедфорд», таможенный катер «Тэтис». Отовсюду приветствия, флаги. Какая-то маленькая, шарообразная фигурка размахивает руками на борту транспорта. Амундсен смотрит в бинокль. Бог мой, да это шкипер Могг, толстый жадюга. Успел-таки в Сан-Франциско шкипер Могг, не пропустит теперь китобойный сезон, быть ему в барышах… Только черт ли в его барышах, когда «Йоа» идет триумфальным маршем?!
«Йоа» шла Беринговым проливом. С левого борта показался вход в залив Коцебу. Еще раз: «ура» предшественникам! 30 августа все также с левого борта поднялись из утреннего тумана утесы мыса принца Уэльского, а с правого борта — острова Диомида.
Жесткое лицо Амундсена светлеет. Теперь-то, теперь он уже окончательно и бесповоротно убежден, что первое сквозное плавание Северо-Западным проходом совершено. Он просит Линдстрема откупорить бутылки, припасенные в Норвегии и дождавшиеся своего часа три года спустя, 30 августа 906 года. Амундсен поздравляет друзей. Он пьет в память погибших, в память тех мореходов, кто подготовил его победу.