— Хорошо, тогда давай просто поговорим. Можно прямо здесь.
— Нет! — вдруг вырвалось у Сашки. Она вспомнила, где находится, вспомнила о майоре и участковом (не хватало еще, чтобы их «застукали»!), вспомнила о цели своего визита. — Пойдем, кофе попьем, — согласилась, в душе проклиная собственную непоследовательность и нервозность.
— Пойдем, — пожал плечами опер, явно пребывая в замешательстве. — Здесь недалеко есть кофейня.
Пока они шли, Саша курила, искоса бросая взгляд на своего попутчика, и молчала. Темы, чтобы завязать ни к чему не обязывающий разговор, не находилось, а чтобы говорить о том, что ее тревожило, слова не подбирались.
— Знаешь, мне кажется, твоя проблема в том, что ты не доверяешь полиции, — не выдержал парень и бросил на нее испытующий взгляд.
— Ха! — Саша едва не поперхнулась дымом. — А мне кажется, — она прокашлялась и произнесла с нажимом и упреком: — что это ваша проблема в том, что люди вам не доверяют.
— Ты меня в чем-то обвиняешь? — опер резко остановился, и Саша прошла еще несколько шагов вперед, прежде чем поняла, что идет одна.
— Блин, нет, — расстроилась она от того, что разговор повернул в сторону, совершенно противоположную той, в которую планировалось. Таким макаром она дружбу с ним не завяжет, возможного защитника и спасителя для Вари не найдет. — Извини, пожалуйста, я … я просто… — она не находила слов.
— Расстроена, понимаю, — криво улыбнулся опер, приходя ей на помощь, косвенно подтверждая правильность выбора для возложенной на него функции. — Ну да, вполне естественно — у тебя сестра пропала.
— Да, — еще больше стушевалась Саша и снова затянулась, чтобы скрыть смущение. — Понимаешь, — после долгой и неловкой паузы, во время которой сигарета была скурена практически до фильтра, наконец заговорила она, — просто я отчего-то не верю ментам… полиции, то есть. Вот приходил участковый, сказал, что Варю ищут, даже поговорил с парнем Вари, но мне упорно кажется, что это все вранье, притворство, — сейчас, когда руки не были заняты сигаретой, они вдруг стали мешать, и Саша не нашла ничего лучше, как засунуть их в задние карманы джинсов. Так незаметно можно было скрыть и их дрожь.
— Участковый приходил? — насторожился опер. На лбу меж бровями пролегла морщинка. — Это который? Толстый такой? За сорокет?
— А что? — нахмурилась и Саша. Реакция опера ей не понравилась. Она резонировала с ее внутренним настроем и усугубляла тревогу и неопределенность в душе.
— Да нет, ничего, — отмахнулся опер, однако озабоченность еще некоторое время держалась в его взгляде. — Я подумаю, что можно сделать, — пообещал в итоге он и предложил уже с улыбкой: — Так, что, кофе-то пить идем?
Первым порывом Саши было отказаться, но она заставила-таки себя согласиться. Не стоило рвать и без того хрупкую нить завязавшегося знакомства с далеко идущими планами. Согласно кивнула так, как будто только и ждала приглашения парня.
— Меня, кстати, Влад зовут, если ты забыла, — усмехнулся он беззлобно и указал на входную группу в кафе через дорогу. — Нам туда.
Глава 19
До тех пор, пока Даша не обмолвилась об участковом, интерес Влада к ее ситуации был продиктован в основном хорошо развитым чувством эмпатии. Когда страдает близкий человек, это тяжело переносится. Он давно заметил, что не переживал так сильно за себя, как переживал и переживает за мать. Та, после ухода отца из семьи, едва не зачахла и, чтобы вернуть себе вкус к жизни, пристрастилась к спиртному. Даже подростком Влад понимал, что это путь в никуда, гиблое дело, и, как мог, пытался повлиять на мать, но, можно сказать, безуспешно.
— Участковый приходил? Это который? Толстый такой? За сорокет? — На миг ему показалось, что в глазах девчонки промелькнул испуг, тем не менее, не оставшийся незамеченным благодаря накопленному опыту. Чтобы успокоить Дашу, Владу пришлось сделать вид, что он ничего особенного и не спрашивает, и обнадеживающе пообещать: — Я подумаю, что можно сделать, а пока пошли кофе пить.
Она не хотела, но себя заставила. Причем, эта неуловимая перемена в ней случилась именно тогда, когда разговор зашел о его сослуживце. И вообще, интересно у них завязался разговор. Поначалу решительная, каким бывает человек с определенной и твердой целью, она неожиданно превратилась в воинствующего и непримиримого агрессора, возложившего на него вину за все недочеты в работе полиции, а затем — в нервного и испуганного подростка, пытающегося за «взрослой» сигаретой скрыть все свои страхи.