— К чему — подходит?
— К вашей версии.
— Нисколько, — ответил Пуаро, но тут же поспешно добавил: — Но все равно я вас поздравляю, мадам. Ваш сценарий настолько остроумен, что, я уверен, никто не получил приза.
— Да нет же, — получил, — сообщила миссис Оливер. — Совсем поздно, около семи часов. Одна очень упорная пожилая леди. Она нашла все ключи и победно пришла к лодочному домику, но, увы, там была полиция. Представляете, она самой последней из всех на празднестве узнала об убийстве! Как бы там ни было, а приз ей вручили. А тот неприятный молодой человек с веснушками, — добавила она с удовлетворением, — который говорил, что я пью, как рыба, дальше клумбы с гортензиями так и не продвинулся.
— Когда-нибудь, мадам, вы расскажете мне эту историю подробнее.
— С удовольствием, — ответила миссис Оливер. — Я намереваюсь написать по ней новый роман. Было бы жаль упустить такой материал.
Здесь будет уместно упомянуть, что, когда три года спустя Пуаро читал роман Ариадны Оливер «Женщина в лесу», многие события и действующие лица показались ему смутно знакомыми.
Глава 17
Солнце уже садилось, когда Пуаро подошел к мельничному коттеджу, известному среди местных жителей как «красный коттедж». Он постучал в дверь, и она распахнулась с такой внезапностью, что он отшатнулся назад. В двери стоял молодой человек со злым выражением лица и некоторое время пристально смотрел на него, не узнавая. Потом он коротко усмехнулся.
— Хэлло, сыщик, — сказал он. — Входите, месье Пуаро. Я как раз упаковываюсь.
Пуаро вошел. Обставлен дом был просто и довольно безвкусно. Повсюду были вещи Алека Легги. На полу стоял раскрытый чемодан, а вокруг — разбросанные книги, бумаги и отдельные предметы одежды.
— Остатки развалившегося хозяйства, — сказал Алек Легги. — Пегги ушла. Полагаю, вам это известно.
— Нет, я не знал.
— Я рад, что есть кое-что, чего и вы не знаете, — усмехнулся Алек Легги. — Да, она находит, что супружеской жизни с нее довольно. Собирается связать свою жизнь с этим прирученным архитектором.
— Мне очень печально слышать это.
— Не вижу, какая вам печаль от этого.
— Мне печально потому, — сказал Пуаро, убирая две книги и рубашку и усаживаясь на край дивана, — потому что уверен: она не будет с ним так счастлива, как была бы счастлива с вами.
— Она не была особенно счастлива со мною за эти шесть месяцев.
— Шесть месяцев — это не жизнь, — возразил Пуаро. — Это лишь короткий период из того, что могло бы стать долгой и счастливой семейной жизнью.
— Вы говорите, как проповедник.
— Возможно. Но разве я не прав, если скажу, мистер Легги, что большая часть вины ложится, вероятно, на вас, а не на вашу жену, за то, что она не была счастлива с вами?
— Она, конечно, так и считает. Во всем, разумеется, виновен я.
— Не во всем, а кое в чем.
— О, виноват полностью я. Я мог бы утопиться в этой проклятой реке, и делу конец.
Пуаро смотрел на него в задумчивости.
— Я рад, — заметил он, что сейчас вы больше озабочены своими собственными невзгодами, чем невзгодами всего человечества.
— К черту все человечество, — сказал мистер Легги и с горечью добавил: — Мне кажется, я все время ставил сам себя в глупейшее положение.
— Да, — ответил Пуаро, — я бы сказал, вы скорее достойны сочувствия, чем порицания.
Алек Легги пристально посмотрел на него.
— Кто нанял вас следить за мной? — спросил он. — Пегги?
— Откуда вы взяли?
— Ну, поскольку официального ничего не произошло, я пришел к выводу, что вы приехали следить за мной по поручению частного лица.
— Вы заблуждаетесь, — ответил Пуаро. — Я никогда не следил за вами. Когда я сюда приехал, у меня не было даже представления о том, что вы существуете.
— Тогда откуда вы взяли, что я достоин сочувствия и тому подобное?
— Из наблюдений. Хотите, я выскажу вам свои догадки, а вы потом скажете, прав я или неправ?
— Вы можете высказывать все, что вам угодно, но не надейтесь, что я на это клюну.
— Я представляю дело так, — сказал Пуаро. — Несколько лет тому назад вас заинтересовали идеи и политическая направленность определенной политической партии. Это естественно для молодых людей с научным складом ума. Но в нашем мире ученый либо не должен заниматься политикой вовсе, либо должен всецело поддерживать официальную политическую линию. В противном случае, и особенно с вашей специальностью, к вам будут относиться с подозрением и даже могут постараться скомпрометировать. Впрочем, я не думаю, что им удалось вас серьезно скомпрометировать. Но я думаю, что на вас оказали давление, чтобы направить по нужному им пути. А вам этот путь оказался не по душе. Вы попытались отступить, но вам стали угрожать. Вам кого-то подослали даже сюда. Я не знаю имени того молодого человека. Он останется для меня навсегда молодым человеком в черепаховой рубашке.