– Красиво! Но знаешь, я всю жизнь без зазрения совести «вешал лапшу на уши», а сейчас, когда нужно сделать это во благо всех, я не могу! Мне тяжко!
Зазвонил телефон.
Глеб схватил трубку.
– Слава, ты?!
– Глеб Валериевич, это Марина! – послышался из трубки смутно знакомый голос.
– Какая Марина?
– Марина Яровая, бухгалтер.
– Да, я слушаю!
– Глеб Валериевич, кредитные деньги поступили. Я их перечислила по вашим платежкам…
– Подождите, Марина! – завопил Глеб. – Какие платежки? Где Чередниченко?!
– Я не знаю, его второй день никто не видел! Что делать с контрактами? Если мы не поменяем спецификации, то они нам ничего не поставят!.. Глеб Валериевич, вы меня слышите?
– Слышу…
– Так что вы скажете?
– Найдите Чередниченко, и пусть он мне позвонит! Все!
Штейн внимательно наблюдал за другом:
– Что-то серьезное?
– Пока не знаю!
Наплыв. Утопленник.
18 марта того же года.
Наташа и Сергей лежали в постели, глядя друг на друга.
– Когда в новогоднюю ночь я тебя позвала, я уже знала, что у нас все получится, – сказала Наташа, вычерчивая пальчиком на обнаженной груди Сергея замысловатые фигуры.
– А я ничего не понял! – признался Сергей. – Когда ты дала мне письмо для Глеба, у меня сердце оборвалось.
Наташа нежно поцеловала его в шею:
– А я тогда очень хотела, чтобы ты вернулся один…
– Господи. А я думал, что не справился, и ты теперь будешь меня ненавидеть.
– А я все эти годы мучилась тем, что любила двоих. Я не понимала, как такое возможно, и это страшно меня пугало…
– А я убедил себя, что любовь к жене друга – это недостойно и нужно заставить себя…
– А я знала, что это еще не все, – прервала его Наташа, – знала, что будет продолжение!
Они прильнули друг к другу.
20 марта того же года.
Глеб хлебнул коньяка прямо из бутылки, поспешно натянул куртку и взялся за ручку входной двери. Дверь открылась сама, и от неожиданности Глеб отшатнулся. На пороге стояла Саша.
Рязанов мученически закатил глаза:
– Только не это!
– Здравствуй, Глеб! – в голосе Саши чувствовалась уверенность. – Можно войти?
– Сашенька прости, но я спешу!
– Я ненадолго, – девушка решительно шагнула в квартиру, и Глебу пришлось смириться.
Саша прошла в комнату, села на краешек кровати:
– Глеб, я пришла просить тебя вернуться домой.
Рязанов нахмурился:
– Это невозможно! И ты на моем месте поступила бы точно так же.
– Как?
– Ты не стала бы мешать чужому счастью.
– Мешать? Да Наташа жить без тебя не может!
– Может! И будет счастлива. Гораздо счастливей, чем со мной.
– Глупости!
– Это тебе так кажется!
– Если бы я была на ее месте…
– Сашенька, Сашуля, – сказал Глеб, – давай прекратим этот разговор!
– Неужели все так и закончится?!
– Да. Так будет правильно.
– А как же Миша?
– Бабушка что-нибудь для него придумает. Рязановы всегда знают, что сказать!
– Но это нечестно… – Саша неожиданно расплакалась.
– Сашенька, – растерялся Глеб, – не нужно плакать. Все утрясется! Да, я Наташин муж, отец ее ребенка, но я – лишний! Постой, не говори ничего! Ты думаешь, я ревную? Ничегошеньки! Не имею права, не имею повода. Сергей – мой друг, но он любит ее, а она любит его!
– Нет, не любит! – сквозь слезы пробурчала девушка.
– Любит, и полюбит еще сильнее, когда препятствие будет устранено.
– Странно! Так и мама говорит!
– Вот видишь, она мудрая женщина. Все будет хорошо! Поверь! А сейчас, извини, но я, правда, очень спешу! Прощай!
22 марта того же года.
Глеб и Штейн стояли у парапета набережной. Пили из пластиковых стаканчиков, курили. Вдруг Глеб достал из-за пояса брюк книгу:
– Я возвращаю тебе Толстого, друг. Я не дочитал до конца. Хочу остановиться.
Штейн удивленно вскинул брови, и Глеб продолжил:
– Ты все знаешь. Я не сбегаю. Просто мне кажется, что принимать эти условия развода, даже такой, как я, – не должен! Собственноручно отказаться от сына – это уж слишком! Я не буду ставить точку! Я поставлю многоточие! Правильно?!
Штейн одобрительно улыбнулся и процитировал:
«Стойкие люди учат, что не должно сетовать на жизнь: дверь тюрьмы всегда открыта! Ты принял решение! С этого момента – ты неуязвим!» Неглупый человек сказал – верно! Да здравствуют самоубийцы!!!