Была уже ночь. Довлет-ага сидел у костра, разведенного рядом с кибиткой, пил чай. Из транзистора звучала народная музыка.
На ЗИЛе подъехали Оразгельды и повар Аман. Почтительно поздоровавшись с чабаном, присели возле костра. Повар положил на песок несколько бутылок пепси-колы.
Довлет-ага пододвинул к ним чайник, пиалы.
Заметив бутылки, пес изучил их внимательным взглядом.
— Хочешь попробовать? — повернулся к собаке Аман, открыл бутылку и вылил содержимое в миску.
— Не отравится? — насторожился чабан.
— Нет. Тонизирующий напиток.
Пустую бутылку повар горлышком воткнул в песок, а сам, принимаясь за чай, наблюдал за псом, который понюхал напиток, но не притронулся.
— Если собака не пьет, значит, гадость, — сделал вывод чабан.
— Да нет, я пил — ничего.
Помолчали.
— А вы знаете, что овца самое древнее на земле животное? — заговорил Аман, чувствуя, что пауза начинает затягиваться. — Из домашних, конечно.
— Откуда ты знаешь? — чабан недоверчиво посмотрел на повара.
— Пишут. Считается, что овца приручена человеком около двенадцати тысяч лет назад. Раньше собак.
При слове «собак» Акбай посмотрел на повара.
— Все понимает, — удивился повар. — Только не говорит.
— И слава аллаху, — сказал чабан.
— Слава аллаху, — согласился повар, с опаской взглянув на пса. — В Северном Ираке, — он внимательно посмотрел на звездное небо, — это вот там, — показал он рукой направление, — найдены кости овцы, которым двенадцать тысяч лет. Англичане подсчитали, что с древних времен одна овца в среднем кормит и одевает трех человек. Шерсть теплая, мясо вкусное, кожа мягкая, сыр…
— Слышишь? — Довлет-ага повернулся к Оразгельды. — А вы все иа стройку бежите, в город.
И чабан опять замолчал, уставившись на огонь.
— О чем задумались, яшули? — спросил повар.
— Разве не о чем? — вяло отозвался Довлет-ага. — Как не задуматься, когда такое в мире творится. Раньше как было? Раньше сын у отца мог всю жизнь учиться. А теперь? — Он тяжело вздохнул. — Дети так далеко от нас оторвались, что им и совета не у кого спросить. Это неправильно.
— А как же прогресс? — вмешался Оразгельды. — Не будет прогресса, если дети не станут умнее отцов.
— Будьте умнее, я не против. Я только вот что хочу сказать: познания сына образовали между нами пропасть. Мой опыт и опыт всех наших предков для него бесполезен. Разве это правильно?.. У нас в роду все скотоводы. Мы веками овец пасем, всегда на земле. А он под землей копается.
Чабан взял кусок причудливо изогнутого саксаула и подбросил в догоравший костер.
Кратер, из которого вырывался газ, продолжал расти. Вокруг него стояли четыре буровые вышки.
Круглов вошел в вагончик прорабской. Там была одна Вера. Она заполняла наряды.
— Бердыев из треста вернулся?
— Да.
— Значит, летучка будет.
Круглов сел на стул, снял брезентовый сапог, вытряхнул из него песок. Затем, не торопясь, стянул второй сапог.
— Мог бы этим заняться где-нибудь в другом месте, — сказала Вера. — Я все-таки женщина.
— Я хочу спросить тебя, женщина: это ты придумала мотать изоляцию без очистки труб?
— Я, — с вызовом ответила Вера.
— Ты — лаборантка н должна контролировать нас, а ты вместо этого сама призываешь нарушать технологию. Неужели на душе спокойно, когда ты липу подписываешь?
— Что это ты о душе? Впервые вижу, чтобы поп на стройке завелся.
— Неплохо было бы завести для такого случая. Напакостил человек и пошел к батюшке исповедоваться, грехи снимать. Очистил душу вместо трубы.
— Не умничай. Трубы новые, пленка прилипает и без очистки.
— Везде?
— Если установка проработает хотя бы пять лет без аварии, хотя бы пять лет, то сдача объекта в срок оправдает такое отклонение.
— А если через пять лет при аварии пострадают люди? — Круглов закурил.
— Через пять лет… Ты посмотри, что сейчас делается, — кивнула Вера в сторону ревущего факела.
— Ты хочешь сказать, все равно потоп. Вернее, пожар. Все равно наш комплекс теперь никому не нужен. Не сегодня, так завтра свернут строительство, и никому никакого дела не будет до того, как мы выполняли план. Я правильно тебя понял?
— Юсуп приехал? — В вагончик вошел еще один бригадир.
…Через полчаса в прорабской собрались псе бригадиры, началась летучка.
— Странная картина, — говорил Юсуп, листая сводки. — За эти два дня, пока меня не было, почти во всех бригадах — сто тридцать процентов, а вот у Круглова всего девяносто. Чем объяснить такую разницу?