Геннадий, оставшись один, проводил взглядом женщин и скрестил руки на груди. Постоял задумчиво, сунул руки в карманы и нащупал там нечто заставившее его оттаять лицом.
— Ну и… обойдусь как-нибудь без вас, дорогие мои… — И он решительно направился к светящейся вывеске с изображением пары желтых игральных костей.
Мила ждала Машу в ночном ресторанчике на территории отеля. Расположившись в креслах за столиком, они не спеша начали изучать друг друга. Маша чувствовала напряжение, исходящее из самого сердца, но объяснить его причину не могла. Странно, что эта сердечная тягостность возникла у нее еще в тот самый момент, когда она увидела Милу. Это ощущение было двояким. С одной стороны, ее смущала невинная сцена происшедшего сегодня между ней и Геннадием, с другой — она чувствовала что-то еще, и это что-то волновало Машу даже больше, чем воспоминания молодости, связанные с Геной.
— Маша, прости меня за то, давнее, если сможешь, конечно.
— У меня нет обиды на тебя, Мила. Да, собственно, и никогда не было, — искренне ответила Маша.
— Ну вот и ладненько, — оживилась Мила и заказала бутылку «Совиньон» во льду. — Мы с Геной, чего уж там, знавали и лучшие времена…
— Как твой бизнес? — решила Маша перевести разговор на более конкретную вещь.
Мила протяжно вздохнула и пригубила из бокала, заботливо налитого официантом.
— Хорошо идет мой бизнес, Маша, у меня хватает средств, чтобы нанять толковых людей для работы, кстати, есть и русские, причем не хуже французов. А Генка — дурак! — вдруг ни с того ни с сего заключила она и сделала пару больших глотков из бокала.
Маша тоже отхлебнула из своего.
— Чего ему не хватало?! Почему все ему не так? Скучно. Он все время ждет каких-то вышних откровений! А еще вбил себе в голову, что непременно должен быть первым добытчиком в семье. Ему покою не дает то, что я успешнее его в делах. Вечно ноет. Если бы это ему не мешало, да если бы то ему не препятствовало…
Маша подалась вперед, внимательно слушая Милу, понимая, что обязательно нужно, чтобы кто-то выслушал ее.
— А ты как с Павлом? Любит он тебя? — неожиданно спросила Мила.
«Что это она вдруг?» — вспыхнуло у Маши в мозгу.
— У нас с Павлом… все очень хорошо! Лучше и быть не может! — горячась, ответила она и хватанула из бокала изрядное количество спиртного. Голова ее закружилась. В висках застучали молоточки. Маша едва сдержалась, чтобы не закричать: «Да нет же, нет! Павел не бычок какой-нибудь! Его нельзя вот так просто взять и увести! Задурить голову на какое-то время, наверное, можно, но чтобы насовсем? Нет!» Сердечко ее путалось в нехороших подозрениях.
— Да твой он, твой! Без ума от тебя… — прошептала Мила, как показалось Маше, с горечью, и опустошила бокал, который тут же был наполнен снова. Маша взяла со стола свой и тоже осушила до дна.
— А Генка ведь тебя любит!
— Откуда ты об этом можешь знать? — тоскливо отозвалась Мила.
— Я все-таки с ним училась… пять лет! — пьяненько нахохлилась Маша в своем кресле. Официант наполнил ее бокал, и она уставилась в прозрачную жидкость с бегущими вверх пузырьками.
— А ты знаешь, какие у меня орлы бывали? — насмешливо посмотрела на нее Мила. — О-о-о… какие! — Она выразительно потрясла кулачком согнутой руки, кладя другую руку на сгиб локтя. Маша залилась краской.
— Что я с ними вытворяла… ой, девонька… тебе и не снилось. — Глаза Милы засверкали. — А с двоими как, знаешь? А Генка дурак! Выдаю ему пару тысяч на жизнь и жду, когда он наконец найдет то, что так ищет! Он думает, что это я его на игру сподвигла. Что это я его ради денег толкала на риск и высокие ставки. Может быть! С самого начала… так все и было, пока ребенок рос, пока мы всерьез нуждались. Но потом, во Франции, все проблемы решились. Я много работала. Я все устроила. А он так и ждет свою птицу удачи. Да только не летит она к нему, не летит! — Мила вынула холеной рукой косметичку и принялась охорашиваться. Маша в ответ занялась тем же. Сейчас она поняла, что Мила глубоко несчастна, банально несчастна. Ведь она не может забыть Геннадия! В каждом мужике, который попадал в ее постель, она, сама того не подозревая, видела его. И всю неудовлетворенность от того, что эти мужики не подходили ей, или от того, что были цинично куплены, относила на счет Геннадия. Мила смахивала кисточкой слезинки, а они все бежали и бежали. Наконец она бросила это бесполезное занятие и, как девчонка из рабочего городка, шмыгнув носом, взяла себя в руки.