Керзон с любопытством взглянул на Доббса, словно удивленный такими словами.
— Мы политики. Так не будем об этом забывать. Энвер, Алим-хан, Аманулла… кто они для нас? Инструменты, которыми мы можем пользоваться. Если плотник берет топор, разве он выясняет, что делали этим топором раньше? Возможно, он побывал в руках убийцы, но это не повод, чтобы выбросить его на свалку. Что нам за дело до того, какой человек Энвер-паша? Мы обязаны заставить его делать то, что нужно Британии. Вот и все.
Какой-то молодой человек без стука вошел в кабинет и, положив перед Керзоном конверт, направился к выходу.
— Мой зять Освальд Мосли, — пояснил Керзон, когда дверь за молодым человеком закрылась. — Новое поколение. Уверяю, они намного решительнее нас с вами и не обременены излишними сомнениями. Однако вернемся к генералу Энверу. Да, он был союзником Германии. Это всем известно. И прекрасно. Все его кровавые дела будут отнесены на счет Германии. Об этом позаботятся газетчики. Нам надо, чтобы он возглавил борьбу с большевиками в Туркестане. Мы установим связь с генералом, и афишировать ее мы не будем.
— Но если он действительно получит власть в Туркестане, то станет опасен. Такие люди, как Энвер-паша, способны…
— Такие люди, — резко парировал Керзон, — долго не живут. Они чересчур нетерпеливы и идут к цели напролом. К тому же у генерала слишком много врагов. Имейте в виду, контакты с ними нам тоже крайне полезны. Не забывайте и об Алим-хане.
— Алим-ханом, — сказал Доббс, — управлять несложно. Он сделает все, что потребуется.
Лорд Керзон поднялся, подошел к окну и несколько минут стоял молча, как будто что-то вспоминая, потом произнес:
— Двадцать лет назад, когда я был вице-королем Индии, мы могли запугать население колоний. Теперь у нас есть пулеметы, танки, самолеты. И что же? Наше положение в Азии нисколько не укрепилось. Я уверен, еще через несколько десятилетий люди придумают такое оружие, о котором мы не можем и мечтать, а управлять колониями станет еще сложнее. Для нас значительно нужнее, чем оружие, новые методы в политике. И создать их должны мы с вами. Это, если хотите, наш вклад в день завтрашний…
Через два дня после этой беседы Генри Доббс выехал в Кабул.
Глава вторая
Состав подкатил почти бесшумно. Оглушительный свист покрыл площадь, приглашая пассажиров занимать свои места. Ошалелая толпа устремилась к путям. Люди будто боялись, что им не хватит места, хотя в конце концов поезд отошел от станции наполовину пустым.
Иван занял место в середине вагона у окна. И тут, к немалому удивлению, обнаружил, что странный старик, четверть часа назад привлекший к себе внимание, оказался соседом по купе. Старик опустился на скамейку рядом с ним, а напротив расположились двое парнишек в простых ситцевых халатах, достали шахматы и, не обращая внимания на невообразимый гвалт, стоящий вокруг, начали игру.
Поезд тронулся так же неожиданно, как появился у платформы, и, оставив позади сады и виноградники, вскоре вырвался в пустыню.
Некоторое время старик сосредоточенно молчал и не проявлял ни малейшего желания вступать в какие-либо разговоры. Лишь изредка он бросал беглые взгляды на шахматистов. Но вот, заметив, что Чучин с любопытством смотрит в окно, старик неожиданно подал голос:
— Недавно в Туркестане? — спросил он с едва уловимым акцентом.
— Почти два года, — не поворачивая головы, рассеянно ответил Иван.
— И вам еще не надоели наши сухие земли? Вы… военный? — кивнул старик на петлицы попутчика.
— Да, летчик, — коротко бросил Иван, соображая про себя, как бы повежливее отделаться от лишних объяснений.
Однако ничего объяснять не потребовалось. За весь путь до Бухары сосед больше не задал ни одного вопроса, зато сам охотно рассказывал о себе и своих странствиях по Востоку.
Звали странного старика Тахиром. Родился он, судя по его словам, в Бухаре.
— С детства, — рассказывал старик, — я тянулся к учению, но был беден. Мой отец всю жизнь от зари до зари работал, но так и не смог скопить денег к закату дней своих. Поэтому я использовал любую возможность овладеть знаниями. К сыну богатого человека, у которого я был слугой, приходил учитель. Я ловил каждое его слово — выучился грамоте, математике. Мне достаточно было лишь раз услышать какой-либо стих или изречение, чтобы запомнить его наизусть…
Тахир пожевал губами, глядя в окно, где проплывали безжизненные желтые дюны, затем продолжил: