— Ну и дела! — трясся от хохота Насрулла. — Один брат — борец за веру, а другой, значит, — за революцию?!
Салим-хан взглянул на короткую, тронутую сединой бороду Хаджи Карима. Смеется, гад, думает, ничего особенного не произошло — главарь так рассвирепел, что разрядил в воздух почти всю обойму своего автомата.
Смех резко оборвался. Все подались назад, а школяр спрятался за спинами, чтобы ненароком не попасться на глаза Салим-хану. Когда же тот снова выстрелил, воцарилась мертвая тишина. Все ждали, что будет дальше.
— Проклятый предатель! — грохотал Салим-хан. Побелевший как полотно Хаджи Карим молчал: он хорошо знал, попробуй возразить и твоя песня спета.
— Подонки!.. В ополченцы пошли!.. С властями якшаются!.. Деревню им отдали, помощь от них получают!..
Толпа зашевелилась, кое-кто зашептал «чур меня, чур меня!», а патлатый снова завопил:
— Предатели! Резать их! Давить! Всех до единого!
— Заткнись! — прикрикнул на него Салим-хан, — Проучить их надо! Пусть узнают, что не зря меня прозвали Черным Салимом… Хаджи пойдет! Будет за старшего! Испытаем его на веру и верность, а? — снова загоготал Салим-хан и живот его заходил ходуном. — Все, что надо, возьмешь у Насруллы.
Салим-хан влез на лошадь и оглядел каждого бандита с ног до головы.
— Прихвати заодно и школяра, да еще тех троих, — он ткнул пальцем в мявшихся в сторонке крестьян и пришпорил коня.
Хаджи Карим остался один на один с разъяренной толпой. Заросшие лица, всклокоченные, нестриженые волосы, немытые зловонные бороды. Посыпались злобные выкрики, издевки.
— Вранье, Шир Голь настоящий борец! — твердо стоял на своем Хаджи Карим. — Он вырос в моем доме и уж кто-кто, а я его знаю!.. Никогда не отступит перед подлецами.
— Хаджи! — перебил его патлатый. Салим-хан считал его своим заместителем «по политике». — Тебя-то мы знаем, ты человек честный! А вот Шир Голь оказался предателем, и таких надо кончать!
Хаджи Карим еще больше побледнел. Услышь он это от кого-нибудь другого, и в другое время, быстро сумел бы заткнуть ему глотку. Но теперь…
Вечерело. Молчаливая степь гнала вперед шестерых вооруженных всадников. Пришпоривая лошадей, они направлялись в сторону едва заметных точек, которые с каждой минутой становились все крупнее. Копыта сухо постукивали по выжженной солнцем земле, и монотонные звуки далеко разносил вечерний ветер. Хаджи держался впереди.
Сгущались сумерки, деревня была уже недалеко. Со стороны казалось, будто Хаджи забыл о приказе и о том, чего хочет от него Салим-хан. Он вообще как будто забыл обо всем на свете и, поторапливая лошадь, бесшабашно, с веселым посвистом постукивал каблуками по ее крутым бокам. Наконец-то в первый раз за целых три месяца он снова увидит свой дом! Жену, детей, братьев, односельчан. Они ведь ждут его! Представил, как навстречу выбегает жена, а из-за ее спины гурьбой высыпают ребятишки. Сердце радостно забилось. Веселый и гордый как настоящий герой Хаджи соскакивает с коня, обнимает Шир Голя, целует сыновей. С женой пока не здоровается; хочется, конечно, и ее расцеловать и прижать к груди, Но это потом: давно взял за правило не разговаривать с женщинами при людях. Не дело это! Возвращаясь после отлучки, прежде всего направлялся в мечеть, потом — к соседям, а уж после — домой. И сейчас все было точно так же, а дома, как всегда, ждал горячий зеленый чай в его любимых салатовых пиалах. «Пей же, пей! — говорит жена. — Возьми еще одну, устал ведь с дороги!» Хаджи протянул руку…
— Обе гранаты не бери, только одну, Салим-хан так сказал. Вторую я оставлю себе, — говорил бородатый, которого Салим-хан приставил следить за Хаджи.
Хаджи Карим вздрогнул, вспомнив, на какое страшное дело идет. Опять перед глазами встали домочадцы, и его прошиб пот. Пальцы с силой сжали гранату.
— Неужели мы и вправду на них нападем? — в голосе школяра слышался укор.
— Нет, не нападем, в гости пожалуем, болван! — оборвал его бородатый. Все замолчали. А впереди во мраке мерцали манящие путника слабые огни аула. Все ближе, ближе.
— Выждем здесь! — приказал Хаджи Карим. У школяра тревожно забилось сердце. «Чего ради нам на них нападать? — думал он. — И зачем мы как неприкаянные скрываемся в степи и горах?» Чем больше он думал, тем меньше понимал, зачем вообще его втянули во всю эту авантюру. Хотел бежать, но не решился. Боялся мести Салим-хана.
Привязали лошадей, подошли к аулу, залегли. В деревне все было по-прежнему, ничто не привлекало внимания Хаджи Карима.