Став министром, Арман-Жан дю Плесси-Ришелье особое внимание обратил на интересы Франции, но в целом он всегда стремился к миру. Он даже предлагал французское посредничество в разрешении всевозможных конфликтов, но те же венецианцы, например, отказались от подобных услуг, не веря в силу и стабильность администрации Кончино Кончини. В результате, основная деятельность нового министра сводилась лишь к заверениям соседних держав в том, что политика Франции будет оставаться открытой, а также к убеждению иностранных единомышленников французских гугенотов не позволять им вербовать наемников за границей.
Состояние дел в королевстве
Королева-мать, что говорит в ее пользу,
поощряла и поддерживала своих
сторонников. Вокруг нее
вились всячески угождавшие ей дворяне…
При этом ситуация при дворе складывалась следующая: еще пока не возникло явных размолвок между юным королем и его матерью, но вот неприязнь Людовика XIII к Кончино Кончини с каждым днем становилась все более очевидной.
Арман-Жан дю Плесси-Ришелье в принципе был за королеву-мать: она представлялась ему женщиной взрослой и правила страной в любом случае лучше, чем это делал бы Людовик XIII. С другой стороны, с возрастом (а ей в 1616 году было уже 42 года) она становилась все более капризной и вздорной. Он находился рядом с ее троном и оказывал ей всевозможные знаки уважения, а она часто интересовалась его мнением, и молодому министру это не могло не нравиться.
Что же касается Людовика XIII, то наш герой прекрасно видел личные недостатки этого честолюбивого юноши, не имевшего, к сожалению, ни одной из блистательных черт своего отца.
Конечно же, нельзя сказать, чтобы Людовик вообще не имел никаких достоинств. Природа отказала ему в деятельном воображении Генриха IV, но она одарила его способностью легко понимать идеи других. Храбрость его не была выдающейся, да и характер у него выглядел каким-то печальным, что резко контрастировало с веселым нравом его отца. Он желал действовать и одновременно сам обрекал себя на бездействие. Он тяготился посторонним влиянием, но не мог обойтись без него, в глубине души негодуя на самого себя за свою слабость. Короче говоря, он был законным монархом, но его возраст еще не позволял «делать на него ставки».
Прусский историк Фридрих Ансильон оставил нам великолепное описание тогдашнего состояния дел в королевстве. По его словам, «смерть Генриха IV погрузила в печаль всю Францию, кроме двора. Народ страшился возвращения анархии; вельможи ожидали ее, в надежде видеть возобновление интриг, коварства и партий». И анархия вернулась, ибо пришедшая к власти Мария Медичи строила свое правление на невежестве и слабости юного Людовика XIII.
«Вместо того чтобы занимать его полезными предметами, она оставляла его в детстве и забавляла самыми мелочными удовольствиями. С посредственным умом она соединяла беспокойный характер, заставлявший ее приниматься за такие дела, которые она была не в состоянии привести в исполнение. Она хотела управлять другими, а между тем сама имела нужду в руководителях. Неукротимая, пылкая, она не умела пользоваться орудиями хитрости и ласки. Робкая и нерешительная, она не умела также употреблять сильных мер там, где не могла получить чего-нибудь хитростью. Чрезмерная в привязанности и ненависти, друг легковерный, враг неумолимый, она внушала слишком много бесстрастия своим любимцам и слишком много страха и недоверчивости тем, которые подвергались ее немилости».
По сути, Мария Медичи окружила себя людьми недостойными, и первыми среди них были Кончино Кончини и его супруга. При этом Кончини, быстро дошедший до высочайшей степени власти, оскорблял своим возвышением самолюбие французов. Однако он был лучше Леоноры Галигаи, ибо нередко отвергал ее честолюбивые замыслы, но она подчинила его своей воле и сделала из него орудие своих страстей.
«Высокомерная, мстительная, пронырливая, эта женщина, посевая раздор между королем и королевой, причиняла много огорчений Генриху IV и после его смерти была источником бедствий для Франции. Превосходя своего супруга умом и дарованиями, она даже отличалась каким-то мужеством, и как все могла сделать, то и дерзость ее равнялась ее власти».