Бекетов. Почему так?
Остроушко. Выдвинете, а потом задвинете куда подальше.
Бекетов. Чудак ты, Захар Ефимыч. Ну, хорошо. Не будем тебя выдвигать.
Остроушко. Не надо, я считаю...
Бекетов. Не будем... А пока, Захар Ефимыч, мы прервемся. То, что наметили, — давай, двигай. Без перестройки нам не обойтись. (Потягивается, делает зарядочные движения.) Движения надо делать, Захар Ефимович, чтобы не закостенеть. Зарядку... как ты думаешь?
Остроушко. Надо заряжаться, только чтобы осечки не было.
Бекетов. Не будет, Захар Ефимович, не будет осечки! Мы здесь таких дел натворим...
Остроушко. Я считаю, натворим. Так я пошел, Илларион Николаевич?
Бекетов. Иди, и не забудь: все здесь блестеть должно.
Остроушко. Будет исполнено. Заблестит все. (Уходит.)
Входит Звенигородская.
Звенигородская. Можно?
Бекетов. Пожалуйста, вам всегда можно. Что у вас?
Звенигородская. Большая просьба, Илларион Николаевич. (Подает заявление.)
Бекетов. Ну-ну... Что тут у вас? (Читает заявление.) Та-ак... Это, собственно, почему?
Звенигородская. Я там пишу — по собственному желанию.
Бекетов. Анна Романовна, это же не конкретно... Ведь я могу подумать, что вы просто не хотите со мной работать, не так ли?
Звенигородская. Что вы, Илларион Николаевич!
Бекетов. Сами посудите... Я вам скажу — если прошлое руководство не замечало людей...
Звенигородская. Почему не замечало?
Бекетов. Вот уж не знаю, почему. Привалов как-то не пытался выдвигать людей, но я лично обещаю вам...
Звенигородская. Не надо мне ничего лично обещать. Я прошу вас, отпустите меня...
Бекетов. Нет, я все же считаю, это следствие того, что прежнее руководство не замечало...
Звенигородская. Илларион Николаевич, замечало...
Бекетов. Вы просто не хотите со мной работать и питаете какое-то особое расположение к прежнему руководству.
Звенигородская. Питаю.
Бекетов. Какое же, если не секрет?
Звенигородская. Не секрет... Видите ли, я выхожу замуж за прежнее руководство.
Бекетов. Ах, вот что?! (Всплеснул руками. На мгновение запнулся. Поднимается.) Поздравляю, поздравляю. Сергей Иванович прекрасный человек! Ох и хитрая же вы женщина! И к скольким уловкам мне пришлось прибегнуть, чтобы досконально узнать причину вашего собственного, вернее, обоюдного желания! Даже попробовать слегка очернить прежнее руководство. (Смеется.) Надеюсь, вы на свадьбу новое руководство позовете. Что ж, по этому собственному желанию не смею вас задерживать. Но попрошу вас день-другой поработать... пока подыщем. А может, у вас есть на примете? И, знаете, помоложе... не вас, не вас... Вообще, помоложе...
Звенигородская. Хорошо, поищу помоложе.
Бекетов. Только вы не думайте... Я не формалист... Но всюду должны быть эти... формы... (Подписывает заявление.) Вот, пожалуйста, очень рад за вас... Примите мои поздравления. (Протягивает руку Звенигородской, но та как бы не видит ее.)
Звенигородская. Благодарю вас. (Выходит и тотчас возвращается.) Товарищ Мухин.
Бекетов (выходя из-за стола). Просите.
Звенигородская впускает Мухина и уходит.
(Широким жестом приглашает его садиться, протягивает ему руку.) Прошу, прошу.
Но Мухин, очень взволнованный, не замечает руки Бекетова и не садится.
Бекетов (возвращается на свое место, смотрит пристально на Мухина). Что с вами? Вы нездоровы, Иван Серафимович, дорогой мой?!
Мухин. Нет, я здоров, я здоров...
Бекетов. Да на вас же лица нет. Вам просто кажется, что вы здоровы. Я же вижу, воспаленные, блуждающие глаза... Э-э, дорогой мой, так нельзя перерабатывать. Мы вас в санаторий, в санаторий отправим... полечиться, Иван Серафимыч, полечиться.
Мухин. Не надо мне лечиться. Вот что... Я пришел к вам, извольте выслушать меня. Я прошу вас освободить меня от занимаемой должности, вернуть меня на старое место...
Бекетов. Что вы, что вы, это же вопрос решенный!
Мухин. Не перебивайте, Илларион Николаевич, меня.
Бекетов (тревожно). Пожалуйста... Да вы присядьте. (Садится.)