— Тройню? — испуганно спросил Калашников, ревниво следящий за кадрами. — Ну все, теперь не работница.
— Работница не работница, а внимание уделить надо, — сказал Балакирев. — Правда, Зиночка? Ты в профком сообщила?
— В первую очередь… А вам, Владимир Васильевич, велели срочно в кассу взаимопомощи зайти, у вас взносы не плачены, а там ревизия.
— Вот незадача, — смущенно сказал Гусев. — Вечно забываю. Я сейчас…
Чертежница Катя, ведавшая кассой, рассмеялась.
— Ой, да вы уже третий! Это Зинка всех разыгрывает. Сегодня же первое апреля!
— А эта… Которая тройню родила? — и расхохотался. — Вот ведь гипноз, честное слово! Смирнова неделю назад выступала за сборную завода по гимнастике, у нее талия, как у школьницы, а все поверили…
«Ладно, — сказал он себе. — Мы тоже в долгу не останемся».
Он вернулся в отдел и сообщил, что на воскресенье намечается лыжная прогулка за город, пусть желающие записываются. Никто не обратил внимания. Тогда он сказал, что в буфете дают апельсины. Девчата сбегали вниз и принесли полные авоськи. «Неужели правда? — страшно удивился Гусев. — Полгода не было, а тут, как назло».
Рабочий день между тем кончился. Гусев задержался, чтобы подбить кое-какие дела. Но мысль свербила. Он позвонил домой.
— Наталья, — сказал он первое, что пришло в голову. — Тебя Черепанов разыскивал. Говорит — срочно нужна.
Наташа что-то пыталась спросить, но он положил трубку. «Не я один в дураках, — обрадовался он. — Пусть позвонит. Повадилась, понимаешь, на свиданки бегать».
По дороге домой он зашел в гастроном за пельменями. Пока стоял в очереди, услышал, что около пристани потерпел аварию автобус, говорят, есть пострадавшие. «Нашли чем шутить», — неприязненно подумал он, но очевидцы стали рассказывать подробности. В порту взрывали грунт под котлован, ограждение вовремя не поставили, и огромная смерзшаяся глыба, пробив крышу автобуса, покалечила несколько человек.
— Нелепость какая, — причитали женщины. — Вправду говорят: судьба.
Настроение у Гусева испортилось.
Сестры дома не было.
— А тетка где? — спросил он у Оли.
— Не знаю. Куда-то побежала. Торопилась, как на пожар.
Наверное, в больницу вызвали, подумал он. Пострадавших оперировать. Вот ведь оказия…
9
Она поехала к Черепанову на машине.
Павел Петрович сказал по телефону, что Сережа задержался, будет с минуты на минуту, пусть она позвонит попозже. Она позвонила позже, телефон был занят. «Это надолго, у него спаренный телефон, соседи часами болтают, там у них невеста на выданье».
Володя разрешил ей садиться за руль в исключительных случаях, когда, например, ее срочно вызывали в больницу или когда надо было отвезти его в аэропорт: белая с красными полосами, элегантная, стремительная амфибия была столь непривычных для постороннего глаза форм, что первое время ему всерьез пеняли, будто он создает на дороге аварийную ситуацию: встречные шоферы разевали от удивления рты…
Черепанов жил на окраине города в большом вместительном доме, купленном Пряхиным в незапамятные времена у человека, должно быть, состоятельного: дом по старинке был с мезонином, с каменным забором, имел участок, засаженный незнакомыми ей деревьями. Пряхин встретил ее во дворе. В одной кацавейке, несмотря на мороз, он колол дрова.
— Сережи все еще нет. Вы проходите, будем ждать вместе… Видали? — он кивнул на аккуратно сложенные в штабель поленья. — Мудрые люди говорят, что стар не тот, кто далеко от колыбели, а тот, кто близок к могиле. Я стараюсь держаться от нее на расстоянии. Вы думаете, я бегаю трусцой? Пустое, доложу вам, занятие. Я колю дрова. Два кубометра за неделю — и никакой аритмии, никакого старческого кряхтения.
— Зачем вам столько? — рассмеялась Наташа.
— Это я, Наташенька, фигурально. Ведь можно колоть дрова, перетаскивая кирпичи от сарая до калитки, хотя кирпичи мне тоже не нужны… Но зато я плаваю!
— Сергей Алексеевич рассказывал.
— Что он мог рассказывать? Разве он видел, как я переплываю Амур в нижнем течении? Или, например… Знаете, как меня однажды оконфузили? Поместили в газете снимок, на котором я был запечатлен в момент зимнего заплыва. Приятно, конечно, но комментарий меня возмутил. «Несмотря на свои семьдесят четыре года!» — черным по белому. На весь город! А мне едва исполнилось семьдесят три. Я пошел к редактору и потребовал опровержения. Молодой человек начал смеяться. Ему было плевать, что подумает обо мне Ксения Борисовна. Она вправе была подумать, что я мелкий, суетный человек, скрывающий свой возраст. Вы, наверное, хотите спросить, кто такая Ксения Борисовна? Моя соседка. И поверьте, что даже в преклонном возрасте мужчина не должен выглядеть дряхлым в глазах женщины… Впрочем, я заболтался. Идемте пить чай, я вас совсем заморозил…