Оклад, который получал Домантас в министерстве, был более чем скромным, им частенько приходилось туго; можно сказать, нужда все время стояла у дверей. Но ее любовь делала эту нужду легкой и нестрашной. Зина не уставала повторять: «Это временно, только временно, дорогой, любимый… Вот познакомлюсь я с нужными людьми, и все изменится».
Один дальний родственник Зеноны, директор департамента и деятель кадемовской партии, к которой принадлежал и Викторас, поддержал его кандидатуру на должность делопроизводителя партийного центра. Жалованье Домантаса сразу увеличилось вдвое, они смогли снять приличную квартиру, купили мебель. Зина с большим вкусом свила гнездышко, и жизнь семьи потекла по новому руслу…
Однако достигнутое не удовлетворяло жену. В ее голове зрели куда более грандиозные замыслы. Каждый день возникало что-нибудь новенькое. То необходимо приобрести японскую вазу, то пригласить кое-кого на чай, то познакомиться с тем или иным влиятельным семейством… А он любит тихую и спокойную жизнь. Наконец, нельзя забывать и о том, что доходы их не безграничны…
Но Зина стала капризной и требовательной. Иногда он просто перестает понимать ее. Например, однажды она заявила: «Как делопроизводитель центра правящей партии ты мог бы найти превосходные источники дополнительных доходов!» Это каких же доходов? Ну уж нет…
И все-таки жена у него славная и добрая. Бывает, конечно, вырвется у нее резкое словцо, но через минутку она уже ластится к мужу и нежностями своими заглаживает обиду.
Может быть, он и в самом деле недостаточно заботится о семье? — вдруг спросил себя Домантас. Впрочем, что же еще должен он делать? Не пьянствует, не сорит деньгами. Вероятно, кое-кто и изыскивает «дополнительные доходы», но доходы эти частенько требуют сделок с собственной совестью. А он на это не пойдет. Случалось, и ему предлагали комиссионные за посредничество, но он всегда с возмущением отвергал такие предложения. Нет, следует кончить университет, получить более серьезную, постоянную работу. Тогда можно приносить больше пользы своей стране, больше и зарабатывать. Но служить и одновременно учиться — трудно. Он так завален работой, ему так много приходится разъезжать по делам партии, что вот уже второй семестр он не только ни одного экзамена не сдал, но даже ни единого зачета не получил.
И все-таки следует трудиться на благо отечества, пусть страдает учеба! Он не особенно переживает из-за этого. Что поделаешь! Все равно его труд будет оценен. Он доверяет тем людям, которые стоят во главе, верит в светлое будущее своей страны…
И Викторас Домантас в первую ночь нового года уснул со светлыми мыслями.
Благотворительный бал — самое крупное событие сезона для каунасских дам. Щеголихам не часто представлялась возможность демонстрировать свои иногда чуть ли не в Париже шитые туалеты. Театр, редкие приемы в разных министерствах — вот, пожалуй, и все. Повседневная жизнь каунасского «общества» не давала развернуться.
Лишь благотворительный бал являлся таким праздником, где можно было и на людей посмотреть, и себя показать, поэтому на подготовку к нему не жалели ни денег, ни труда, ни нервов.
Как-то, вернувшись из города, Домантас сказал жене, что господин Алексас Мурза приглашает их на этот бал, что он заблаговременно заказал столик. Это известие взволновало Домантене. Господин Мурза был одним из самых влиятельных кадемов, известный политик, делец и красавец. Все каунасские львицы были от него без ума.
— Ну, милый, — заговорила раскрасневшаяся Домантене, — в старом платье я туда не пойду. Дай-ка мне по крайней мере еще сотни две литов. По крайней мере две…
— Ничего себе! — покачал головой муж, не понимая, серьезно или в шутку потребовала жена этакую сумму.
А Домантене начала ластиться к нему. Обняла, погладила его небритую щеку, обольстительно улыбнулась и вкрадчиво заворковала:
— Ведь не могу же я, Виктутис, выглядеть хуже других! Пойми! Как я буду чувствовать себя? На нас люди будут смотреть. Разве ты не знаешь, как популярен и могуществен господин Мурза? Здесь, в Каунасе, есть одна портниха из Парижа… — Домантене минутку помолчала. Потом, словно ее осенила счастливая мысль, обрадованно воскликнула: — Знаешь что?! Это и для тебя удобный случай… ну как бы это сказать?! Тебе и самому следовало бы кое о чем побеспокоиться… Ты же знаешь, как много может сделать этот Мурза!..
Домантас улыбнулся, поцеловал жену в растрепанную головку и, уходя, безнадежно махнул рукой. Однако вечером, за чаем, пообещал достать двести литов.