Записки от баронессы фон Рюкстуль становились все более истеричными. Эти невыносимые немцы хотели, чтобы она съехала. Маруся Верановна исчезла. Китти убита горем. Денег не осталось. Неужели я бросил ее? Я неохотно согласился встретиться с ней. В своей комнате в «Пера Паласе» я на самом деле наслаждался ее обществом. Я чувствовал, что вернулась непосредственность, исчезнувшая за время, проведенное с Эсме, ведь к маленькой девочке приходится относиться как к хрупкой игрушке. Леда стала изобретательно похотливой. Бесконечные фантазии и печали дали ей возможность изучить все формы вожделения. Я искренне сказал, что очень скучал по ней.
— Но ты же постоянно в Скутари, — заметила она. — У тебя там есть женщина?
Я успокоил ее:
— Все дело в том, что в Скутари живут влиятельные турки.
— Ты в самом деле шпион, Симка? Когда я сказала графу Синюткину, что ты был летчиком и служил в разведке, он решил, что ты, наверное, секретный агент.
— Все, что тебе нужно знать, любимая Леда, — это то, что я русский патриот. Я ненавижу Троцкого и его банду. Я действительно больше ничего не могу сказать.
— Так твоя работа опасна? Я очень эгоистична. Это просто от волнения. Я переживаю больше за Китти, чем за себя. Но и мне нужно найти работу.
Когда она ушла, я позволил себе роскошь: около часа понежился в ванне в одиночестве и попытался собраться с мыслями. Я действительно вел довольно опасную жизнь, хотя и не в том смысле, в каком предположила баронесса. Я работал, но мои сбережения почти иссякли. Вдобавок я обманывал сразу трех женщин и, что еще хуже, отклонился от намеченного жизненного плана. Мне следовало срочно придумать, как разрешить все эти трудности. Переодевшись, я спустился в бар и, к своему восторгу, увидел миссис Корнелиус. Она была в новом бледносинем платье из мягкого шелка и в темно–синей модной шляпе. Она ничуть не удивилась, заметив меня, но я, наверное, даже покраснел, когда она на меня посмотрела.
— ’ривет, Иван! — сказала она. Голос ее звучал сурово и неодобрительно. — Так ты п’слал мне вест’чку.
Я покачал головой:
— Я только что вернулся из Скутари. — Я стремился вернуть ее расположение. — Я работаю. Пытаюсь заработать немного денег, ремонтируя машины для турок.
— ’де ты был, черт поб’ри! Глупый маленький жулик. Если ты не п’т’ропишься, то п’п’дешь в беду. Я не смогу тьбе помочь.
— Вы уже сделали для меня гораздо больше, чем кто–то еще, дорогая миссис Корнелиус, — прочувствованно и в то же время с достоинством ответил я. — Если я вас здесь задерживаю, тогда вам лучше уехать одной. Я присоединюсь к вам, как только смогу.
— Ты о чем ’обще г’воришь? Не п’хож, шо ты с’бирашься в Лондон!
— Уверяю вас, собираюсь.
— Так п’чему ты нишо для это’о не делашь? — Даже когда ее глаза сверкали от раздражения, она была так очаровательна.
— Нам нужны документы. Бумаги о разводе, если понадобится…
— Развод! — Она разозлилась. — Я тьбе про эт писала в п’сленний раз. П’хоже, черт побери, нет никаких записей про наш брак. Я уж ’се выяснила. Чем, по–твоему, я занималась? Эт не мне надо волно’аться. Мне нишо не надо, кроме свидетельства о роженни, шоб доказать, шо я а’гличанка. И ведь ты не сам шо–то задумал? Кто? Эт’ черт’ва баронесса?
— Я зарабатывал деньги. Уверяю, это правда. В доках. Вы забываете, что я первоклассный механик.
— Первоклассный дрочила, точнее. — Она вздохнула. — Давай выпьем.
Я заказал анисовой.
— Я для тьбя ’се лучшее сделала, Иван. — Она вроде бы начала успокаиваться. — Но ты-т’ сам сьбе не помогать.
— У меня сложности в личной жизни, — признался я. Мне очень хотелось все ей рассказать, но она не дала мне времени.
— Личная жизь! Иван, у тьбя не бу’ет ника’ой черт’вой личной жизни, п’ка ты не приедешь в трижды проклятый Лондон! А для это’о надо попасть на корабль. У м’ня роман с адмиралом, ’от шо нам сейчас нужно!
— Но есть и еще кое–кто. Я встретил здесь родственницу. Сироту. Я хочу спасти и ее.
— Прекрати, Иван. Ты мне г’в’рил, шо ты единственный ребенок!
— Вы слышали об Эсме? Это ее единокровная сестра.
Миссис Корнелиус разозлилась.
— Избавься от нее, — сказала она решительно и твердо. — Как можно быстрее. Эт’ плохие новости, Иван. Брось ее. Ты сам знашь, шо тьбе делать. Но сделай эт’ немедля.
Я был возмущен:
— Это не какая–нибудь мелкая интрижка, миссис Корнелиус. Девочка мне очень помогла. И хочу откровенно вам сказать…
Миссис Корнелиус властно взмахнула рукой:
— Я ’се эт’ слыш’ла. — Другой рукой она подала официанту знак, чтобы он принес нам еще выпить. — Ты как заблудшая овца, Иван. Я изо ’сех сил за тьбя боролась — ’се’да с ка’ими‑то девками. Если б не я, было б ещо хужее. Ты п’губишь сьбя!
Эти слова показались мне просто ужасными.
— Выслушайте меня, миссис Корнелиус!
— Шоб ты выставил сьбя дураком? Уволь.
Мною овладел гнев. Я поблагодарил ее за выпивку и поднялся.
— Возьмись в руки! — прошипела она. Я понимал, что она имела в виду. Она очень заботилась обо мне. Если бы она познакомилась с Эсме, не стала бы говорить ничего подобного. А теперь миссис Корнелиус никак не могла остановиться. — Отделайся от нее, Иван! Каждый, черт возьми, за сьбя!
— Я за нее отвечаю. Она всего лишь ребенок. Ей тринадцать лет, миссис Корнелиус!
Она расслабилась и скривила блестящие губы:
— Не впутывай меня, Иван.
— Мы можем сказать, что она удочерена.
Миссис Корнелиус приказала официанту оставить оба стакана. Она открыла темно–синюю сумочку и заплатила ему. К тому времени я по–настоящему разозлился. Не сказав больше ни слова, я покинул бар.
Теперь я понимаю, что она заботилась в первую очередь обо мне, но тогда страсти помрачили мой разум. Я не мог расстаться с Эсме. Я начал думать, что миссис Корнелиус ревнует к моей маленькой девочке. Я шел по Гранд рю в безумном гневе, не замечая ветра и дождя. Я чувствовал, что меня подвели и не оценили по достоинству. Поскольку я больше не мог доверять миссис Корнелиус, мне приходилось рассчитывать только на собственные силы. Мне нужна была одна лишь Эсме. Я остановился и обнаружил, что забрел на турецкое кладбище. Оно оказалось самым странным из виденных мною, поскольку почти над каждой могилой стояли скульптуры в натуральную величину, некоторые из них были жизнеподобными, а другие — удивительно неестественными. Вот сапожник трудился за своим столом, вот пекарь пек хлеб, а совсем рядом человек, казалось, умирал на виселице — его тело искривилось, а лицо исказилось от невыразимых страданий. Такие удивительные памятники возвышались почти над каждой могилой, и я понял, что они изображали не только умерших, но и их занятия и обстоятельства смертей. Кладбище окружала древняя стена из желтого песчаника. Дождь не прекращался, но был довольно слабым. Стаи грачей с воплями носились по сумрачному небу. Чайки парили в вышине и жалобно кричали. Старый сад дышал, как умирающий человек. Я прошел по разбитым плитам к стене и увидел за ней шиферные крыши и деревья, которые гнулись на ветру. Листья уже облетели, и открылся вид на Босфор. Скрюченный турок в сбившейся набок феске и промокшем шерстяном пальто, полы которого едва не волочились по земле, шел по тропе внизу. Он остановился и, не замечая меня, начал мочиться у стены. Подумав, я осознал, что не смогу перенести расставания с миссис Корнелиус. Я прекрасно понимал, как далеко отступил от намеченной цели. Возможно, я никогда не смогу вернуться на изначальный путь.
Неужели мне придется выбирать между Эсме и моей судьбой? Многим мужчинам когда–то приходилось принимать такие ужасные решения. И все же, несомненно, Эсме была такой же частью моей жизни, как и технические изобретения. Она была моей музой и вдохновительницей. Миссис Корнелиус не станет долго сердиться на меня, она не злопамятна. В случае необходимости я сам доберусь до Англии. Сразу после прибытия я отыщу ее в Уайтчепеле. Собравшись с мыслями, я покинул кладбище и направился к Гранд рю.