Карлуша становится за господином Иоганном. Вот идет его мать!
Она спокойно идет, ничего не подозревая. Сейчас она пройдет ограду. Потом завернет за угол. И здесь ее ждет полиция!
Карлуша резко поворачивается и бежит к двери. Он делает это бессознательно: скорее к матери! Но у дверей он приходит в себя. Слишком поздно! Снова бежит на середину кухни. Там он в нерешительности останавливается. Может быть, все же лучше бежать на улицу? Опять к двери. Снова назад. Как загнанная в мышеловку мышь.
Карлуша бежит к окну. Наплевать на господина Иоганна. Теперь ему все равно.
Его мать проходит внизу, мимо ограды. Сейчас она будет на углу. И она не смотрит наверх!
— Прочь от окна! — шипит господин Иоганн, хватает Карлушу за воротник и хочет его оттащить.
Но Карл кричит во всю силу своих легких:
— Мама, мама, беги!
Женщина в полосатом платке смотрит наверх. В окне никого уже нет. Она быстро поворачивается и бежит обратно. На ближайшем углу она ставит на панель корзину и кидает в нее свой платок и шляпку. При повороте в Брунхильденштрассе Гедвига Бруннер выглядит уже совсем иначе. У окна никого нет. Господин Иоганн оттолкнул Карлушу.
Он так ошарашен, что только хрипло каркает:
— Что это? Что это?
Карлуша ударяет господина Иоганна в живот и вырывается. Он хочет бежать к окну, но господин Иоганн загораживает ему дорогу и хватает его снова.
Начинается дикая, отчаянная борьба. Господин Иоганн вдвое выше Карлуши и, вероятно, вдвое сильнее его. Но это не всегда решает дело. Карл храбро борется руками, ногами, зубами.
Кухонный стол опрокинут во время борьбы. Тарелки, миски, стаканы валяются, разбитые, на полу.
Карлуша выхватывает из кармана своего ваньку-встаньку. Этак будет крепче. Он бьет им господина Иоганна изо всех сил.
— Вот тебе, старый негодяй! — кричит он, и глаза его горят. — Вот тебе, старый осел!
Железный кулачок бьет сквозь ливрею и манишку. Господин Иоганн чувствует колющую боль. У него начинается припадок кашля, и он шатается. Но не выпускает из рук Карлушиной куртки.
Падая, он тянет за собой и Карлушу. Мальчик быстро выскальзывает из куртки. Она остается в руках господина Иоганна. Карлуша вырывается.
И пока господин Иоганн лежит на полу в припадке кашля и, как полоумный, колотит куртку, Карлуша вскакивает одним прыжком на подоконник. Щеки его горят, глаза сверкают. Он тяжело дышит.
— Рот фронт! — кричит он.
Карлуша больше не в ливрее. Он чувствует себя свободным.
— Рот фронт! Несмотря ни на что! — кричит он, размахивая ванькой-встанькой, и прямо с подоконника спускается на лестницу, приставленную к лесам.
Карлуша смотрит вниз. Нет, так ему не выбраться из дома. Наверх! На крышу! Мама бежала тоже так. Может быть, и ему это удастся. И Карлуша, как белка, легко и ловко поднимается вверх. Он всегда был хорошим гимнастом. Теперь это ему пригодилось.
Карл поднимается все выше и выше. Он еще не успокоился после схватки с господином Иоганном. Он точно опьянел.
— Рот фронт! — звенит в голубой вышине ясный, упрямый мальчишеский голос.
Каменщики, работающие вверху на лесах, и те, что мешают внизу цемент, изумленно настораживаются.
— Рот фронт! — раздается звонко, как песня жаворонка в солнечном майском воздухе, и этот призыв наполняет сердца слушающих надеждой.
В кухню вбегают два полицейских. Лакей все еще лежит на полу и кашляет.
— Где этот дрянной мальчишка? — рычит красный от ярости полицейский. — Он нам спугнул, эту бабу!
Господин Иоганн не может ответить. Он кашляет и показывает на окно.
— В окно?! — заревел на него полицейский. — Его ведь надо было тоже допрашивать, а этот осел выпустил мальчишку! Теперь ищи ветра в поле!
Полицейские вылезают в окно. Они становятся на лестницу и видят высоко над собой маленького мальчика в голубых штанах и голубой рубашке. Он как раз взбирается на верхнюю площадку лесов.
Но полицейские и не думают лезть за ним по отвесной лестнице: стоит ли ради какого-то дрянного мальчишки ломать себе шею? С одной площадки на другую перекинуты мостки. По ним они и направляются наверх.
Там работают каменщики. Те, что когда-то больно обидели Карлушу.
Когда оба шупо, кряхтя и задыхаясь, достигают верхней площадки, мальчика и след простыл.
В это время рабочие спускали вниз на веревке чан с краской.
— Где мальчишка, который только что влез наверх? — кричат в один голос оба шупо.
Рабочие спокойно на них смотрят и продолжают работать.
— Мы только что пришли… — говорит один.
— Мне кажется, я его видел внизу. Такой маленький, в голубых штанах? — говорит другой.
— Да, да. Но куда же он исчез?
— Может быть, он влез на крышу, — говорит первый и кивает головой на лестницу.
Он может только кивнуть, так как руки его заняты: он держит веревку, к которой крепко привязан чан.
И в то время как полицейские лезут на крышу, чан болтается на веревке между небом и землей и медленно опускается. Видимо, он переполнен. Содержимое прикрыто сверху курткой одного из рабочих.
Внизу, у основания лесов, рабочие напряженно следят за чаном. Наконец, он внизу. Они обступают его, снимают с веревки и осторожно несут к задним воротам сада. Чан, по-видимому, не из легких.
После ухода рабочих из-под куртки, прикрывавшей чан, осторожно высунулась белокурая мальчишеская голова.
Карл вылез из чана и натянул на себя поспешно куртку.
Хельмут ждал со своим фургоном у Вагнерплатц. Он начинал нервничать. Охотнее всего он сам пошел бы во дворец Лангенхорст и посмотрел, что там происходит. Но он должен оставаться на условленном месте, а то придут и не найдут его.
Один раз он услышал крик. Не Карлушин ли это голос? Что там случилось? Сердце Хельмута сжалось. Он не сводил глаз с угла Брунхильденштрассе.
Вот и фрау Бруннер… Хельмут свистнул.
Гедвига Бруннер его сразу заметила. Но она медленно пересекла улицу. Хельмут поразился спокойствию этой женщины. Он открыл дверцы хлебного фургона и сказал:
— Скорее!
Гедвига Бруннер юркнула внутрь, и Хельмут закрыл дверцу. Она была в безопасности. Но теперь надо подождать Карлушу. Хельмут прислонился к фургону. Таким образом он мог слышать, что говорит ему изнутри фрау Бруннер. Она Карлушу не видела. Откуда он кричал, она не знает. Схватили Карлушу или ему удалось бежать — этого она тоже не знает.
Надо ждать. Это было тяжкое, мучительное ожидание.
Вдруг Хельмут услышал тихий свист. В парке, за кустом, стоял Карлуша в огромной, не по росту, куртке, перемазанной краской и известью. Взглядом он спрашивал: «Все в порядке?»
Впихнув Карлушу в фургон, Хельмут рассмеялся:
«Воображаю, как он удивится…»
Едва успел Хельмут сесть на козлы, как мимо промелькнули два полицейских автомобиля.
Все окрестные улицы подверглись обыску.
Лола, добрая Лола, шла спокойной рысью. Она не без удовольствия слушала песню, которую насвистывал Хельмут:
