Людовик вновь остановился у окна; оно выходило на улицу Сент-Оноре. Он поднял голову, словно ища ответ у Парижа. Но тот молчал, холодный, безучастный. Взгляд короля скользнул по улице Шамп-Флери и остановился на церкви Сент-Оноре, затем метнулся вправо и замер на улице де Кок, ведущей к почти разрушенным, старым городским воротам Филиппа Августа.
Король понимал, что война между ним и герцогом Бургундским неизбежна, несмотря на мирный договор, заключенный во время свидания с герцогом в Перонне. Раз так, надо тайком подговаривать жителей городов на Сомме поднять восстание против бургундца, а тем временем разместить в этих городах королевские гарнизоны. Причину для недовольства найти нетрудно: герцог нарушил условия договора, расширив свои границы. В то же время чутье подсказывало Людовику, что не стоило вновь начинать воину, однако желание отомстить за то, как с ним обошлись в Перонне, перевесило чашу весов.
Думая над этим, король неотрывно смотрел на возы с сеном, которые поворачивали от старых ворот на улицу Астрюс, словно где-то в глубине этих возов таился ответ на вопрос: как следует поступить, и если отправить тайных агентов в Амьен, Сен-Кантен и Абвиль — города на Сомме, — то когда?
Невидимая в стене дверь внезапно растворилась; вошел, без тени смущения, человек. Услышав звук шагов, король обернулся:
— A-а, кум Тристан! Давно тебя не было. Как твоя поездка?
— Мои родственники живы, хотя и не совсем здоровы. Я привез им лекаря.
— Ты недурно прогулялся. Не мешало бы и мне вырваться из этих стен, которые Филипп Август планировал приспособить под архивы и тюрьму. Недаром Карла, моего прадеда, называют Мудрым: он и дня не мог прожить в этом склепе, называемом Лувром.
— Не так уж плох этот дворец, государь.
— Собственно, да, если учесть, что вид из окон располагает к размышлениям; они все больше не дают мне покоя, друг мой. Бургундец снова замышляет что-то против нас. Желает избавиться от присяги французскому королю и стать сюзереном.
— Мир меж вами шит белыми нитками.
Король сел в кресло, совместив перед собой подушечки пальцев рук.
— Я должен первым нанести удар.
— Прежде необходимо обеспечить тыл, мой король.
— Я не собираюсь выступать во главе войска, для этого у меня хватает маршалов. Я разожгу недовольство городов на Сомме и Уазе против герцога. На горожан я обопрусь в моей борьбе.
— Под тылом я подразумеваю наследника. Восемнадцать лет уже, как вы женаты, государь, а ваша супруга, королева Шарлотта…
Людовик бросил на собеседника быстрый взгляд.
— Королевству нужен дофин, — продолжал Тристан. — Вам надлежит нейтрализовать вашего крестника Людовика Орлеанского, ближайшего к трону.
— Будь прокляты Мария Клевская, родившая этого ублюдка, и герцог Карл, признавший его своим сыном, — угрюмо промолвил король. — Но я найду выход из положения: я женю его на Жанне, своей недоделанной дочери. Можно быть уверенным, такое чудовище — да простят меня Бог, супруга и это несчастное создание! — не сможет рожать детей, и это пресечет Орлеанский род. Однако нельзя не учитывать и того, что остается он сам, мой кузен.
— Разумеется, государь. Я возвращаюсь к тылу. Оставаясь без наследника по прямой линии, трон Валуа, как вы и сами понимаете, перейдет к старшей боковой ветви, представителем которой в данный момент и является ваш злейший враг, тот, о котором мы говорим, — герцог Людовик Орлеанский. В дальнейшем, полагаю, его не смутит то обстоятельство, что его супруга бесплодна или — прошу меня простить — способна, подобно Лилит, рожать лишь чертей. Он может апеллировать к папе либо прибегнуть к подмене; таких случаев немало в истории всех государств. Что помешает ему?
— Понимаю тебя, кум Тристан, и догадываюсь, к чему клонишь, — кивнул Людовик. — Завладеть престолом юному герцогу сможет помешать только одно: внук Карла Седьмого, иными словами, мой сын. — Он тяжело вздохнул. — Знаю, ты говоришь мне об этом исходя из чистых побуждений, ибо всегда был и остаешься моим верным другом и советником. Однако совет дан, признайся, не без выгоды для тебя самого: всем известна твоя вражда с домом герцогов Орлеанских. Мария Клевская не простит тебе, что ты прилюдно обозвал ее шлюхой.