Тристан бросил еще одну монету.
— Держи, малыш, ты заслужил это. Но откуда вам обоим известны эти истории? Не каждый может похвастать такими познаниями.
— Как-то мы гостили в замке у одного рыцаря, который поздним вечером приютил паломника, возвращавшегося из святых мест. Этот паломник до самой ночи занимал хозяина и его супругу рассказами из далекой старины.
— А мы сидели поблизости на ковре и всё слышали, — прибавила Николь.
— А еще люди нередко просят нас помолиться за них в храме, — продолжал мальчик, — известно ведь, что молитвы нищих лучше доходят до Господа. За это нам дают хлеб и даже монеты.
— И вы не обманываете ничьих надежд?
— Зачем же? Это нечестно, и это большой грех. Как удастся отмолить его, и простит ли Господь?
— Здесь ты прав, приятель. Но ты говоришь… Как, кстати, твое имя?
— Меня зовут Симон, господин.
— С апостолом Христа вы, значит, тезки. Так говоришь, Симон, вы направляетесь в Париж? Догадываюсь, почему. В каждом городе, а тем более в таком большом, есть приюты для калек, больных и сирот. По-видимому, такой целью вы и задались?
— Мы уж хотели было… да бродячая жизнь лучше сидячей. Что бы мы там делали? Сидели бы и ждали, когда нам подадут миску супа? Ну нет, лучше ходить по дорогам, бывать в замках, на городских площадях, а потом снова куда-нибудь идти. Ведь мы сами умеем зарабатывать. Так почему мы должны ждать подаяния от короля? Один монах сказал, что, зарабатывая трудом, мы выполняем свой долг перед Богом.
— А если король забудет? — поспешила вставить Николь, собирая языком оставшиеся на ладони крошки. — Или передумает нас кормить? Тогда что же, умирать с голоду?
— А иногда, — снова заговорил Симон, — по большей части в праздники, у дворцов и церквей раздают милостыню. Но надо успеть, а то не достанется. Да и ждать, бывает, приходится долго: когда начнут бросать людям монеты, кто ведает? А нищих много, каждый торопится подобрать первым; часто затевают драки, бьются костылями: кому проломят голову, кому выбьют глаз… Мертвых отвозят на кладбище, сваливают в яму, и там они гниют. Никому нет дела. Так заведено давно.
— Таких, как мы, много, — махнула рукой Николь. — Сколько уже убито людей на войне и умерло от болезней… А детям куда? Да вам и самому известно, господин, чего ж рассказывать.
— Да уж известно, — кивнул Тристан. — Болезни, битвы, голод… Как уберечься от этого? И никому не дано знать своего смертного часа, как и дня грядущего, лишь Богу то ведомо. Однако, как бы там ни было, друзья мои, вы все же направляетесь в Париж. Любопытно узнать, зачем же это?
Дети наперебой стали рассказывать, что в городе живет их тетя с мужем, булочником, мэтром Ришаром, и у них двое сыновей. Однажды повитуха предсказала тете, что следующим ее ребенком снова будет мальчик. В том же уверяла и ворожея, ибо луна, по ее словам, благоприятствует этому, да и звезды тоже не имеют привычки лгать.
— Эти двое, выходит, ваши кузены? — согласно кивнул Тристан. — Должно быть, уже помогают отцу печь булки и лепешки?
— Что вы, сеньор, — легко усмехнулся Симон, — они еще маленькие. Пьеру почти пять лет, а Жаку скоро исполнится год.
— Упитанные, надо думать, малыши у вашей тети, не так ли? Ведь, что ни говори, а семья живет в достатке.
— У тети Ангелики здоровые дети, никогда еще не болели. Один и другой, когда родились, весили чуть ли не по полторы сотни унций каждый.
— Около восьми парижских ливров, — пояснила девочка.
— А сама она очень красивая, — продолжал мальчик, — такая красивая, что дядя Ришар боится, как бы ее не украли. Он сам так говорит. Однажды, когда они с отцом выпили много вина, он сказал, что от такой любовницы, как его супруга, не отказался бы и сам король.
Тристан, услышав это, внезапно задумался. Какая-то мысль, похоже, пришла ему в голову. Дети смотрели на него, не понимая, отчего всадник замолчал и, сузив глаза, с легкой улыбкой стал смотреть вдаль, туда, где через несколько лье должен был показаться Париж. Покивав в ответ на собственные мысли, он снова повернулся к детям и, уже не без живейшего интереса, вновь заговорил:
— Я знаю одну булочницу, она живет на улице Крысоловки. Зовут ее Ангелика…
— Ангелика Лесер? — обрадованно воскликнул мальчик. — Если так, то это она самая, и живут они близ церкви Святого Андре.
— Да, да, у церкви Святого Андре… — рассеянно промолвил всадник, весь во власти каких-то неотвязных дум. Спохватившись, он вновь с любопытством проговорил: — Роста она выше среднего, розовые щеки, приветлива, добра… а на правой щеке у нее, кажется, родимое пятно?