Маркс невольно облегченно вздохнул и добродушно улыбнулся. Такого рода обязательство он мог дать, не кривя душой. У него не было ни малейшего намерения заниматься бельгийскими делами. «Охотно подпишу и ручаюсь, что выполню обязательство», — сказал он и быстро поставил свою подпись на заготовленном к его приходу документе.
Так открылась следующая страница его жизни.
В Брюсселе Женни познакомилась с поэтом Фрейлигратом. Он пришел к Марксу в морозный февральский день, тотчас же после ее приезда из Парижа.
Маленькая Женнихен громко смеялась, сидя на высоком, огороженном со всех сторон деревянными перекладинами стуле. Девочка была очень мила в новом платьице, украшенном оборочками и кружевцами. Чепчик на темной головке заканчивался лентами, подвязанными под круглым, с ямочкой подбородком. Ленхен разложила на столах и этажерках накрахмаленные салфеточки, расставила безделушки, и скромные меблированные комнаты отеля «Буа Соваж» преобразились.
Услышав голос вернувшегося домой Карла, Женни вышла в соседнюю комнату.
Карл был не один. Он представил жене пришедшего с ним невысокого мужчину.
— Вот это Фердинанд Фрейлиграт, поэт, демократ, неукротимый обличитель мракобесия и обвинитель реакционного пруссачества.
— Автор «Свободы» и «Памятника». Отличные стихотворения, — заметила Женни, всматриваясь в усталое незнакомое лицо.
Фрейлиграту было уже под сорок. Скитания последних лет, разочарование в прежних идеалах чистого романтизма, возмущение господствующей в мире несправедливостью наложили отпечаток горечи и недоверия не только на его душу, но и на бледное, слегка припухшее лицо с широкой бородой. Беспорядочно рассыпавшиеся волосы падали на плечи.
Период политического нейтралитета кончился для Фрейлиграта. Мечтатель, презиравший тенденцию в литературе, тосковавший по отвлеченному искусству, он столкнулся с суровой и бурной действительностью и содрогнулся, видя, как страдали люди, как беспросветна была жизнь большинства из них.
Стихи о прошлом, неясные и туманные, преклонение перед легендой и песней, которые дали ему королевскую пенсию в триста талеров, поэт считал теперь презренным отступничеством. Изгнание Гервега, репрессии против живой мысли и слова усилили его возмущение. Он отказался от подачки короля, покинул Германию, издал новый цикл революционных стихов — свой «Символ веры».
Знакомство с Фрейлигратом было очень приятно Карлу. Ему нравилась его открытая, простая и мужественная душа.
К концу февраля еще одно событие оживило и обрадовало Маркса. Вышла в свет его и Энгельса книга против Бруно и Бауэра.
В мае Карл поселился в маленьком домике на улице Альянс, № 5–7, недалеко от ворот Сен-Лувен.
Однажды раздался энергичный стук молотком по входной двери.
— Могу ли я видеть Карла Маркса? — спросил молодой человек с улыбающимся, удивительно располагающим лицом. — Я Энгельс.
Женни Маркс живо протянула ему руку.
— Прошу вас, мы очень рады, Карл и я.
— Значит, вы жена доктора Маркса? Я так много слышал о вас лестного. К сожалению, когда я встречался с Карлом в Париже, вы были в отъезде.
— Да, я была тогда в Трире.
Молодые люди улыбнулись и сразу почувствовали взаимную симпатию.
— Карл, Карл, приехал, наконец, наш друг! Иди скорее сюда!
Карл и Фридрих горячо обнялись. После обеда Женни, разливая кофе, спросила Энгельса:
— Скажите, как могло случиться, что, не зная лично Карла, вы в ранней юности написали стихи о себе и о нем, как о двух соратниках. Они звучат как предвидение. Не правда ли?
— Да, я всегда искал такого друга, как Карл…
— Мне хотелось бы услышать вновь стихи Освальда — Фридриха, в которых он чудесным образом предвосхитил наш сегодняшний день, — настойчиво повторила Женни.
— Прочти, пожалуйста, — присоединился к жене Карл.
И Фридрих, смеясь, начал вспоминать свое стихотворение, написанное несколько лет назад: