Супермен совсем не владел боевыми искусствами. Процитируйте мне хоть один отрывок, где он использует что-то, кроме своего прямого удара правой! Он больше ничего не умеет делать. Бэтмен, как и Ояма, побеждает благодаря часам тренировок. Его победа – плод упорного и постоянного труда. Так что я скорее отождествляю себя с Брюсом Уэйном.
Я вырос без отца, с мамой. У меня не было особых способностей, кроме любви к чтению и написанию стихов, которые я никому не показывал. В то же время я дорожил репутацией сорвиголовы. Меня выгнали из нескольких школ из-за опозданий, драк и прочего, прежде чем мы с приятелем окончили последнюю, в которой меня согласились принять. Из нас получился харизматичный школьный дуэт. На меня повесили ярлык болвана, и я не пытался его снять. Я был слишком занят придумыванием отца, удивительного парня, который постоянно в командировках и общается с великими людьми этого мира. Вообще-то, я как Кайзер Созе. Рисую историю вокруг своего отца, и он становится результатом генетической мутации, смешавшей личности моих героев: Стива Роджерса, Тони Старка, Брюса Бэннера…
С годами мне пришлось признать очевидное: лжи уже недостаточно, чтобы скрыть отсутствие отца. Кайзер Созе раскрывает свою истинную личность. Когда вы в яме, самое худшее, что можно сделать, – это продолжать копать. Наоборот, больших результатов добиваются те, кто превращает испытания в опыт. Они чаще всего наблюдают за событиями через позитивный фильтр. Такой взгляд на жизнь приводит к очевидному изменению нашего отношения к ней и к положительным результатам действий. В этом контексте я мог бы сказать себе, что не мне делать первый шаг навстречу отцу. Я предпочитаю думать, что я не жертва, а выживший. Как сказал Карл Густав Юнг: «Я не то, что случилось со мной, я то, чем решил стать».
2003 год, ливневые дожди обрушились на Тунис, оставив без жилья более двух тысяч пятисот человек. Ущерб грозит спровоцировать ожесточенные восстания в народных кварталах, пострадавших от разрушительных сил природы. Я приземляюсь в аэропорту Туниса, без приглашения, совершенно неожиданно. Мне удалось найти номер моего отца благодаря кузине. Он тунисец, женился во второй раз и остался в столице. У него еще двое детей, уже взрослые. Я поселился в первом попавшемся отеле. В моем номере нет телефона, я звоню из холла. Дождь барабанит по панорамным окнам отеля. Отвечает его жена. Я представляюсь и объясняю, что хочу его увидеть. Она заставляет меня ждать несколько минут, чтобы в конце концов сказать, что его нет. Я улыбаюсь. Потому что знаком с его отсутствием – я родился вместе с ним. Бедняжка, она не знает, с кем связалась. Я начинаю курсировать между моей комнатой и телефоном. Еще семнадцать раз я перезвоню ему, пока он наконец не согласится встретиться и поговорить со мной.
Через несколько часов в одном из городских кафе я столкнулся с этим незнакомцем, человеком, с которым у меня априори нет ничего общего. Он далеко не тот супергерой, каким я мог себе его представить. Он не видел, как я родился, как делал первые шаги, не учил меня ездить на велосипеде. Он отсутствовал, когда мама плача открывала напоминания о счетах и нам пришлось переехать в однокомнатную квартиру. Его не было, когда консультант по профориентации приговорил меня против моей воли: «Рабочий по озеленению и благоустройству». Родив меня, мама была одна. Представляю, что она, должно быть, чувствовала: его отсутствие…
После нашей первой встречи я отправился в тур по Тунису с рюкзаком, чтобы увидеть страну, проникнуться ее запахами и пейзажами. Мне нужно найти часть своей личности. Я встречаюсь со странными людьми, перестраиваюсь, меняюсь.
Я вижу своего отца в последний раз перед тем, как вернуться во Францию. Мы почти не разговариваем.
Если бы взгляды и энергии имели дар речи, они бы рассказали, что мы слишком горды, чтобы плакать, слишком глупы, чтобы говорить «Я люблю тебя», и недостаточно честны, чтобы признаться, что мы не особо хотим снова встречаться.
Ожидая, пока другой изменится, мы остаемся зависимыми. Я отказываюсь менять тебя. Я иначе себя организую.
В самолете на обратном пути я читал книгу о кинцуги. Кинцуги – это искусство стойкости. Эта древняя техника, открытая в XV веке в Японии, заключается в ремонте разбитого предмета с выделением его трещин золотым порошком, вместо того чтобы их маскировать. Объект не только реконструирован, но еще и укреплен и возвышен. Это искусство учит нас тому, что, когда что-то ценное ломается, прежде чем скрывать несовершенство или хрупкость, полезнее исправить его чем-то прекрасным, вроде золота: силой, любовью, юмором, новым уровнем сознания и т. д. Речь идет о прославлении несовершенства. Процесс проходит несколько этапов: разбитый предмет заново собирают – черепки очищают перед соединением, – потом ждут, пока целое снова примет гармоничную форму, чтобы привыкнуть к новой сборке. Оставляют его подышать. Затем наступает этап ремонта: его полируют и кладут несколько слоев цветного лака, прежде чем раскрыть красоту каждой трещины с помощью золотой пудры. Наконец, его возвышают, созерцая. Лак застыл: предмет даже прочнее, чем раньше. Это искусство – прекрасная метафора стойкости. Психоневролог Борис Цирюльник демократизировал концепцию стойкости. Она не в том, чтобы все вылечить или даже забыть: стойкость – это трансформация. Это кинцуги, приложенное к человеку, искусство ремонтировать себя золотыми нитями… Даже разбитый жизнью человек может подняться, как лишившийся родителей в концлагерях сам Цирюльник… В 1993 году он написал в книге Les Nourritures affectives: «Выносливые дети становятся великими творцами и превращают свою травму в произведение искусства, чтобы дистанцироваться от нее: они часто становятся писателями, комиками. Некоторые обращаются к другим и хотят заниматься социальной работой (гуманитарной помощью, преподаванием…) или продолжают длительное обучение (часто в области психологии): прежде всего каждому из них хочется стать автором своей судьбы. Это люди, принимающие решения, потому что они ничего не решали в своем детстве».