Лиля без конца заводила в доме каких-то животных: кошек, морских свинок, хомячков, за которыми потом не ухаживала, не кормила, не чистила их клетки. В квартире пахло чёрт знает чем, что превратилось в непрекращающийся конфликт с соседями. Кошка — такая же непутёвая как её хозяева, постоянно выпрыгивала в открытую форточку и отправлялась гулять, котилась…
Вот и сейчас, находясь в гостях у сестры, Наташа задумчиво наблюдала, как новый рыжий котенок забавно гонял по давно немытому полу резинку для волос.
— Зачем ты оставила котёнка, ты же знаешь, что у Серёжки аллергия на шерсть.
— А что страшного? Рыжие кошки, говорят, приносят удачу.
— Да я вижу… Удача к тебе так и прёт!
Лиле было всё равно. Она жила как сорная трава и совершенно не думала о завтрашнем дне. Зачем? На это есть такие, как Наташа… Её ненавистная благополучная сестра.
Каплей, переполнившей Наташину чашу терпения, стал Лилькин звонок в санаторий в 6 утра, где она и её муж Артём находились на отдыхе, и куда они едва вырвались на пару дней впервые за несколько месяцев.
— Натах, слушай, выручай, а? Одолжи десятку до… до когда-нибудь. Мне надо срочно за кредит отдать, — непринуждённым голосом закудахтала Лилька. Наташа едва проснулась и отчаянно боролась с желание рухнуть лицом в подушку. Чёрт! Надо бы взять за правило отключать мобильник на выходных.
— Десятку…чего? — сонно промямлила она, всё ещё находясь между сном и реальностью.
— Косарей, ну если можешь, то пятнашку….
— Ты что, опять взяла кредит? — Наташе почти удалось прогнать сон.
— Андрей новый компьютер купил, мы, малость, не рассчитали…
— А работать твой Андрей не пробовал? Он живёт у тебя в квартире три месяца, денег за неё не платит, кушает бесплатно. Неплохо устроился, да? Молодец какой!
— Слушай, не начинай, а? Ты же знаешь…
— Что я знаю?! — зло крикнула она в трубку, разбудив Артёма.
Андрей — полуголый по пояс, с прилично обозначившимся брюшком, детина лет тридцати пяти сидел за новеньким компьютером и с упоением резался в какую-то дурацкую детскую «стрелялку», когда Наташа ураганом ворвалась в квартиру сестры.
Её губы затряслись от злости.
— Что ты тут расселся, а? — противным бабьим голосом заорала она с порога. — Тебе сколько лет?
Она увидела несколько пустых пивных бутылок под столом. Ей захотелось схватить одну из них и треснуть ею со всей силы Андрея по голове. Лилька вовремя утащила её на кухню.
— Слушай… Ну что ты лезешь в мою жизнь? Хочешь лишить меня счастья? — зашипела она.
— Счастья? Вот этот вот? Этот — твоё счастье, да? О божечки ты мой!
— Он нормальный! Он найдёт работу. Просто у него сейчас нет постоянной регистрации. Когда мы распишемся, я смогу его зарегистрировать
— Что? Да… Ну и чёрт с тобой! Пропиши сюда хоть целый табор! Только запомни, если ты останешься без квартиры на улице, то, значит, так и останешься! Поняла? Я в этом случае умываю руки. Я тебя предупредила!
Кто-то мягко тыкался ей в бок. Наташа резко повернулась. Это была Маша, шестилетняя, дочь Лили.
Неожиданно девочка прижалась к Наташе и обняла её за талию.
— Можно я буду называть тебя мамой? — робко попросила она.
Иногда у них бывали краткосрочные перемирия, как правило, в те моменты, когда у Лили заканчивались средства. Наташа это понимала, но всё же пыталась делать вид, что не замечает.
— Почему твоя дочь хочет называть меня мамой? — спросила она, когда они вдвоём сидели с Лилей на кухне. Чистых чашек не было, и они пили дешёвый чай «Липтон» в пакетиках из пластиковых стаканов.
Та лишь пожала сутулыми плечами.
— Это же ребёнок, фиг её знает — почему. Дети часто говорят странные вещи. Она и тётю Сашу так называла… (домработница Наташи — прим.)
— Ты считаешь это нормальным?
— Слушай, да заведи ты сначала своих, а потом рассуждай! — тут же взвилась Лиля.
— Я беременна, — торжественно объявила Лиля в один «прекрасный» день.
— Ччттооо??? — Наташу словно оглушило.
— Что-что. Что слышала. Я жду ребёнка.
— Ты собираешься… Аборт? — невольно вырвалось у Наташи ужасное слово.
— Да ты что? — возмутилась Лиля. — Это же убийство! — Ты просто не знаешь, каково это — ощущать внутри себя зарождение нового человечка, поэтому так легко рассуждаешь. К тому же, сделать аборт — это смертный грех.
— Грех, да? А на какие шиши ты планируешь растить четверых? Отвечай! Я тебя спрашиваю?!
— Ну ничего, другие же как-то растят. И по шестеро бывает и больше… Льготы оформлю.
— Льготы свои ты уже профукала. Иди к приставам, подавай заявление на алименты, хотя теперь это мало что даст.
— Я не стану делать аборт, — упрямо повторила Лиля.
— Скажи, а ты вообще понятия не имеешь, что такое контрацепция? – язвительно поинтересовалась Наташа.
— У меня на латекс аллергия, а от ОК фигура расползается…
Наташа продолжала поражаться идеальной скудости ума сестры. Она пыталась представить Лилю лет через 10—15, но у неё это почему-то не получалось. Выходила только размытая унылая картинка. Пустота…
В очередной свой приезд она заглянула в холодильник сестры. Там была только открытая банка полузасохшей селёдки. Чем, чёрт побери, она кормит детей?
Лиля только спит да болеет. Дети предоставлены сами себе.
Наташа с отвращением посмотрела на пепельницу переполненную окурками. Эта стерва дымит как паровоз и рожает без осложнений одного за другим, точно кошка котят, а она бережёт своё здоровье как только может — и что же в итоге?
— Тебе оставили бабушкину квартиру, мама сделала в ней ремонт, а ты её всю засрала, ни разу за десять лет даже обои не поменяла, потолка не побелила; я как два года назад купила вам кафель, так у вас плитка до сих пор на балконе и валяется! Скажи своим мужикам, чтобы они хоть что-то в доме делали, — однажды попробовала пристыдить Наташа сестру.
— Дашь денег на ремонт? Сделаю, — последовал «резонный» Лилин ответ.
— Да сколько ж можно…
Лиля забыла, сколько Наташа потратила на её роды, взятки акушеркам, врачам, воспитателям и соцработникам. Распашонки, детское питание, коляски, игрушки — всё было куплено на Наташины деньги. Даже из роддома её всегда встречала неизменная Наташа с цветами и подношениями нянечкам. Никто из «отцов» этого сделать так ни разу и не удосужился.
Лиля не купила в дом НИЧЕГО. И никто из Лилиных гражданских мужей. Причём каждого из них она заставляла своих отпрысков называть папой, и эти «папы» дарили ребятишкам на Новый год подарки, переданные Наташей сестре, чтобы дети не остались без праздника.
Проблема была ещё и в том, что Лиля ухитрилась уговорить всех троих отцов своих детей признать их официально. Таким образом, утратив статус матери-одиночки, она лишилась пусть небольших, но зато стабильных денег, выплачиваемых государством на содержание детей до совершеннолетия.
— Ты знаешь, что ты сделала довольно большую глупость, — сказала Наташа сестре, когда та, блестя от счастья глазами, хвасталась очередным свидетельством о рождении, где в графе «отец» не стоял прочерк. — Ну ладно, в конце концов можно попробовать через суд лишить их родительских прав.