Делессера впечатлили несколько небольших инцидентов, которые ему довелось наблюдать, их оказалось вполне достаточно, чтобы прояснить характер впечатлений, действующих на присутствующих. Двое джентльменов, молодых и принадлежащих к высшим кругам общества, к тому же, как явственно отметил Делессер, бывших очень близкими друзьями, разговаривали на повышенных тонах и тыкали друг другу, когда напыщенный слуга позвал того из них, которого звали Альфонс. Он расхохотался.
– Погоди секундочку, дорогой Август, – проговорил он, – и ты узнаешь все подробности удивительной судьбы!
– Хорошо!
Когда Альфонс возвратился в салон, едва пролетела минута. Его лицо было бледным как мел, и на нем отражалась еле сдерживаемая ярость. На молодого человека было страшно смотреть. С горящим взором он направился прямо к Августу и, приблизив лицо к лицу друга, который невольно отпрянул, побагровев, прошипел:
– Мсье Лефевр, вы подлец!
– Отлично, мсье Менье, – отозвался Август тоже шепотом, – завтра в шесть часов утра!
– Договорились, лживый друг и гнусный предатель!
– Деремся до смерти! – ответил Альфонс, отходя прочь.
– Этого можно было бы и не говорить! – пробормотал Август, направляясь в прихожую.
Наконец слуга с поклоном вызвал к оракулу известного дипломата, представляющего в Париже соседнее государство, пожилого джентльмена с внешностью, полной апломба, человека, привыкшего повелевать. После пятиминутного отсутствия он возвратился и немедленно протиснулся через толпу гостей к мсье де Ласса, стоящему неподалеку от камина, держа руки в карманах. Лицо хозяина не выражало ничего, кроме совершеннейшего равнодушия.
Делессер подошел к ним поближе и с жадным интересом стал прислушиваться к их беседе.
– Приношу свои глубочайшие извинения, – проговорил генерал фон ***, – но через несколько минут мне придется покинуть ваш занятный салон, мсье де Ласса. Но результат моего сеанса убеждает меня, что моя дипломатическая депеша подделана.
– Сожалею, – вяло, но с некоторой долей вежливого интереса отозвался мсье де Ласса. – Надеюсь, вам удастся выяснить, кто из ваших слуг предатель.
– Мне придется сделать это незамедлительно, – произнес генерал, и многозначительно добавил: – Уверен, что он и его сообщники не сумеют избежать самого сурового наказания.
– Это единственный возможный для следования курс, мсье граф.
Посол выпучил глаза, резко наклонил голову и вышел с выражением полного замешательства на лице. У него не хватило сил сдержать свои эмоции.
В течение вечера мсье Ласса с беспечным видом подходил к пианино и после нескольких посредственных и неясных прелюдов очень искусно исполнил весьма впечатляющую музыкальную пьесу, в которой чувствовался жизненный вихрь с вакхической жизнерадостностью; затем напряжение мягко растаяло и стало едва заметным, перейдя в рыдающие жалобные стенания, апатичные, вялые и полные неизбывного отчаяния. Это придавало мелодии особенную красоту, и она произвела огромное впечатление на гостей, а одна из дам восторженно воскликнула:
– Как прелестно – и как печально! Вы сами это сочинили, мсье де Ласса?
Несколько секунд хозяин рассеянно смотрел на нее, потом ответил:
– Я? О, нет! Это просто воспоминания, мадам.
– Вам известно, кто сочинил это, мсье де Ласса? – осведомился наш ценитель искусства.
– Думаю, первоначально ее сочинил Птолемей Аулет, отец Клеопатры, – ответил мсье де Ласса со своим обычным рассеянно-задумчивым видом, – но тогда это звучало по-иному. Насколько я знаю, эта композиция дважды переписывалась; и все-таки ее мотив по существу не изменился.
– Позвольте полюбопытствовать, а от кого вы об этом узнали? – настойчиво вопрошал джентльмен.
– Разумеется, разумеется! В последний раз я слышал ее в исполнении Себастьяна Баха; однако вариант, сыгранный мною сейчас, принадлежит Палестрине. И все же, я предпочитаю Гвидо Д'Ареццо, его вариант звучит хотя и шероховато, но намного мощнее. Я научился исполнению этой мелодии от самого Гвидо.
– Вы… от… Гвидо! – вскричал изумленный джентльмен.
– Да, мсье, – отвечал де Ласса, вставая и отходя от пианино со своим неизменным равнодушным видом.
– Боже мой! – воскликнул ценитель искусства, положив руку на голову на манер мистера Твемлова. – Боже мой! Это же было в 1022 году!
– Если я верно запомнил, то это было немногим позднее, а именно – в июле 1031 года, – вежливо поправил его мсье де Ласса.
В это мгновение перед Делессером с низким поклоном появился высокий слуга, и протянул ему серебряный поднос с карточкой. Делессер взял ее и прочел по-французски:
«В вашем распоряжении всего-навсего тридцать пять секунд, мсье Флабри». Делессер проследовал за слугой, который, отворив дверь в другую комнату, с очередным поклоном сделал знак Делессеру войти.
– Ничего не спрашивайте, – коротко произнес слуга. – Сиди – немой.
Делессер вошел в комнату, и дверь тотчас же закрылась за его спиной. Комната оказалась маленькой и пропитанной сильным запахом ладана. Стены были полностью отделаны красными портьерами, которые закрывали даже окна, а пол устилал толстый ковер. У противоположной от двери стены почти под самым потолком находился циферблат огромных часов, а под ним, освещенные высокими восковыми свечами, располагались два низеньких столика, на одном из которых стоял аппарат, очень похожий на обычное телеграфическое устройство, на другом же – хрустальный шар примерно двадцати дюймов в диаметре. Он был установлен на треножнике очень тонкой работы, изготовленном из золота и бронзы. Около двери стоял черный как уголь мужчина, одетый в белые бурнус и тюрбан. В одной руке он держал что-то похожее на серебряный жезл. Свободной рукою он взял Делессера чуть повыше правого локтя и быстро повел его через комнату. Он показал на часы, и они тотчас же пробили; тогда он показал на кристалл. Делессер наклонился, рассматривая его, и вдруг увидел в нем… свою спальню, воспроизведенную с фотографической точностью. Сиди даже не дал ему времени воскликнуть от удивления, а, все еще не отпуская его руки, подвел его ко второму столику. Похожий на телеграфическое устройство прибор начал издавать странные чирикающие звуки. Сиди выдвинул ящик комода, достал оттуда клочок бумаги и поспешно всучил его Делессеру, при этом указывая на часы, которые снова пробили. Тридцать пять секунд прошло. Сиди, по-прежнему держа Делессера за руку, указал ему на дверь и повел его к ней. Дверь открылась, и Сиди выпихнул Делессера из комнаты, а когда дверь затворилась, инспектор снова увидел высокого слугу с опущенной головой. «Беседа» с оракулом кончилась. Делессер взглянул на клочок бумаги, который держал в руке. Заглавными буквами на нем было напечатаны очень простые слова: «Мсье Делессеру. Полицейскому всегда рады, шпион же всегда в опасности!»
Обнаружив, что его маскировку раскусили, Делессер на мгновение остолбенел, но тут он услышал, как высокий слуга произнес:
– Пожалуйста, сюда, мсье Делессер.
Эта фраза вывела его из оцепенения. Крепко сжав губы, он вернулся в салон и сразу же отыскал мсье де Ласса.
– Вам известно, что там написано? – осведомился он, показывая послание.
– Мне известно все, мсье Делессер, – небрежно ответил де Ласса.
– В таком случае, вы понимаете, что я имел целью выявить шарлатана, разоблачить притворщика и моя попытка потерпела крах? – спросил Делессер.
– Мне это все равно, мсье, – сказал по-французски де Ласса.
– Значит, вы принимаете мой вызов?
– О, так это вызов? – переспросил де Ласса, на мгновение останавливая взгляд на Делессере. – Да, конечно, принимаю! – И с этими словами де Ласса удалился.